Дети Эдгара По
Шрифт:
О, Леда! Моя Леда в саду, склонилась над летними розами, на ней шёлковое стрекозиное кимоно на голое тело, тут появляюсь я и застаю её, видение, мою жену, она поднимает глаза, видит, что я смотрю на неё, спокойно развязывает поясок, кимоно соскальзывает на землю, а она отворачивается, наклоняется и начинает подстригать розы! Ха! В грязи, на солнце, в ночи. Леда во всём. Во всём. Кроме одного.
Она входит в кухню. Под глазами тёмные круги, босые ноги опухли, живот торчит. С минуту она просто стоит и смотрит, как я разбиваю яйца, потом кашляет и шлёпает к кофеварке, наливает себе чашку кофе и ложку за ложкой кладёт
— Он с кофеином.
Я знаю, что она смотрит на меня усталыми фиалковыми глазами, но не хочу возвращать ей любезность и, совершая вращательные движения запястьем, — о, как много Леда знала о движениях запястья! — взбиваю омлет.
— Сколько раз тебе повторять, — говорит она, — это не такие роды.
Я пожимаю плечами. Разве я что-нибудь о ней знаю? Лебедь, твердит она. Яйцо.
Ага, он провернул эту штуку со стрекозиными яйцами и с тех пор все уши мне ими прожужжал. «Разве ты не знаешь, как я люблю тебя? — талдычит. — Разве ты не помнишь тех стрекоз?»
Помню, как же. Помню стрекоз в сахарнице, стрекоз в банке с мёдом. Помню, как стрекозы застревали между стеклом и москитной сеткой, путались у меня в волосах, ползали по моей голой спине своими липкими лапками, пугали меня до смерти.
Но лучше всего я помню то, что он с этими стрекозами просто не въехал. Он считает, что должен давать мне всё больше. Такая у него любовь. Я это знаю, и тогда знала, только это не имело значения, потому что с ним было хорошо в постели, и в грязи, и на кухонном столе, вот я и подумала, ну, не въехал человек, ну и что, ведь мы же с ним друзья? Ну, подарил бы пару серёжек в виде стрекоз или ожерелье со стрекозами, и хватит. Были бы мне нужны эти твари живьём, разве бы я их носила? Короче, так я раньше думала и не обращала внимания на то, что он не семи пядей во лбу, а теперь обращаю.
Он и яйца бьёт так, как будто это что-то значит. А я устала отгадывать его загадки. Я наливаю себе кофе, а он, нарочно не глядя на меня, бормочет — оно, мол, с кофеином, и мне хочется вылить всю чашку ему прямо на голову, но я сдерживаюсь и иду в гостиную, посидеть в зелёном кресле с откидной спинкой, где я сбила себе гнёздышко из одеял, и посмотреть на птиц. Всё тело болит. Надо его бросить. Он меня предал. Я делаю глоток кофе. Стараюсь не вспоминать. Крылья, о, невозможные крылья. Запах перьев. Острый клюв. Крик. Ритмичное биение. Я прижимаю ладони к животу. Надо кого-нибудь позвать, но после той ночи и того звонка у меня нет сил. У меня началась другая жизнь. Я больше не прекрасная и любимая. Я чужая и одинокая.
— Горячая линия для жертв насилия.
— Я… я…
— Так, сделайте глубокий вдох.
— Он… он…
— Да?
— Он…
— Да?
— Изнасиловал.
— Так. Так. Я вам сочувствую. Вы правильно сделали, что позвонили. Мы здесь, чтобы вам помочь. Он ушёл?
— Да?
— Вы в безопасности?
— Что?
— С вами кто-нибудь есть?
— Мой муж, но…
— Ваш муж сейчас с вами?
— Да, но…
— Если вы дадите мне свой адрес, я к вам сейчас же кого-нибудь пошлю.
— Я…
— Так, вы плачете?
— Он…
— Да?
— Изнасиловал меня.
— Ваш
— Нет, нет. Он не верит…
— Мне жаль, мне правда очень жаль.
— Это было.
— Я знаю. Знаю. Итак, вы можете дать мне ваш адрес?
— Лебедь.
— Что?
— Ужас.
— Вы сказали лебедь?
— Я всегда думала, что они такие красивые.
— Лебеди?
— Да.
— При чём тут лебеди, ну, то есть…
— Я просто гуляла в нашем дворе, луна сегодня такая красивая, и тут он налетел на меня.
— Лебедь?
— О… господи… да. Это было ужасно.
— Мадам, вы утверждаете, что вас изнасиловал лебедь?
— Да. Я бы его на опознании узнала.
— Вы не могли бы передать трубочку эээ… мужу?
— Он мне не верит.
— Мне бы хотелось с ним поговорить.
— Я показывала ему перья, следы от когтей. У меня красные рубцы по всему телу и укусы, а он, знаете, что он думает?
— Мадам…
— Он думает, что я его обманула. Что я всё выдумала.
— Мадам, кажется, вы набрали не тот номер. Есть другие горячие линии.
— Вы тоже мне не верите.
— Думаю, вы пережили сильное потрясение.
— Вы не верите, что меня изнасиловал лебедь, так?
— Мадам, вам могут помочь другие люди.
— Нет, вряд ли. Все ведь так любят птиц. Ну, не ворон, конечно, и не соек, про них все знают, что они воруют яйца, а мелким птичкам выклёвывают мозги, но лебедей, лебедей-то все любят, верно?
— Позвольте, я дам вам другой номер, позвоните, пожалуйста, туда.
— Нет, спасибо.
Да, я хорошо помню тот звонок. Он меня тревожит. Что с ней стряслось на самом деле? Или это была шутка? Бывает, люди звонят просто так, из озорства, но я не могу представить, что творится в мозгах у человека, который считает, что позвонить на горячую линию для изнасилованных — это весело. Ну, то есть, пока я разговариваю с таким шутником, та, кому на самом деле нужна моя помощь, не может до меня дозвониться.
Что? А, нет, других звонков в ту ночь не было. У нас же тут не Нью-Йорк, слава богу; два-три изнасилования в год — наша норма.
Значит, она сказала, что её изнасиловал лебедь. Похоже это на правду? Не очень, скажу я вам. Но, знаете… я всё думаю, что мог бы справиться с тем звонком лучше, понимаете? У меня ведь диплом по психологии, вот я и ломаю себе голову, что же там на самом деле произошло? Что символизировал этот лебедь? Ну, то есть птица просто классически красивая, сказки, невинность, всё такое. Иногда я думаю, может, её и вправду изнасиловали?
Что? Нет. Конечно, я не думаю, что это сделала птица. У меня диплом по психологии, а не по сказкам. Ну, то есть я умею отличать воображение от реальности. Это мой хлеб. Женщин насилуют не птицы. Но их насилуют. Иногда я думаю — а что, если так всё и было, понимаете, если её изнасиловали, и это было так ужасно, что она сошла с ума и уцепилась за этот крылатый символ невинности, лебедя. Не хочу вдаваться в скабрезные подробности, но, в конце концов, разве у лебедя такой большой пенис?
Что-что, простите? Нет, разумеется, я вовсе не хочу сказать, что ужас от изнасилования как-то связан с размерами инструмента. Так из какой вы газеты? Мне кажется, я уже достаточно отвечал на ваши вопросы, а вот что вы можете мне сказать об этой девушке, то есть женщине?