Дети Филонея
Шрифт:
Но Родине он тоже должен, без особого энтузиазма подумал Паша. Однако классический конфликт между чувством и долгом не разыгрался в его душе. Чувства не было — ни к Наташе, ни к Родине. Зато было много страха: что скажут родители? Что сделает дядя? Время шло. Потела рука, сжимавшая тоненькие пальцы.
А потом все произошло очень быстро. Подъехала санитарная машина. Папа спросонья кричал что-то басом, всплескивала руками мама. Наташа сопротивлялась и безобразно ругалась. Петька, вернувшийся с гулянки, присвистнув, бочком протиснулся
— Господи, осторожнее, она же беременна! — всхлипнула Алиса Станиславовна.
Паша столбом стоял в стороне. Он и забыл о ребенке… А что, если б он так дяде и сказал: "Она — мать моего ребенка!" Хотя, что бы это изменило? И в конце концов, там же не звери, врачи… С ней будут обращаться хорошо.
Исчезая в машине, Наташа бросила ему на прощанье странное проклятье:
— Не в честь Корчагина тебя назвали. В честь Павлика Морозова. Красный галстук себе в ж… засунь!
Причем здесь Павлик Морозов, Паша не понял. Все пионеры-герои смешались еще в школе. Кажется, этот подорвался на мине? Или его повесили немцы?
Машина, включив, мигалку, уехала. Алиса Станиславовна плакала в платок. Борис Андреевич чесал затылок:
— Черт знает что! Завтра Антону позвоню.
Прибежала, кутаясь в шаль, бабуля.
— Что стряслось? Боря, что стряслось?
— Невеста наша в психушку угодила, — радостно сообщил Петюша.
Бабуля ничуть не удивилась и назидательно потрясла пальцем.
— А я вам говорила. Девочка не нашего круга. Чего еще от нее ожидать?
11 мая, четверг
Жарко… Несмотря на открытые окна, в кабинете душно. Десятый класс мучается на факультативе. Пиджаки на мальчишках расхристаны, рубашки расстегнуты почти до пупка. У девочек под жакетами — футболки. Из-под юбок торчат голые коленки. Лучше всех — Лесе Новиковой, она успела сбегать домой переодеться. Красная футболка с открытыми плечами обтягивает взрослую грудь. Короткие иссиня-черные волосы. На шее — толстая золотая цепочка, на запястье — браслет. Она старательно заканчивает конспект.
— А теперь, ребята, записываем вопросы для проверочной работы, — объявила Ульяна. — Первое. Перечислите решения XXIX съезда партии. Второе. Роль СССР в урегулировании ситуации на Ближнем Востоке. Десять минут в вашем распоряжении.
В дверь заглянула Дина Корпонос. Сделала круглые глаза.
— Боже ж мой, ты еще сидишь?! Полчетвертого! Двоечники?
— Факультатив. Готовимся к выпускным.
Дина подошла к столу, оперлась крупными руками. На полной груди качнулась малахитовая подвеска.
— А что это у тебя Новикова вырядилась как на дискотеку? — хищно раздув ноздри, спросила Дина. Она два дня дежурила, боролась с летними нарушениями формы и еще не отошла.
— Да ладно тебе, время-то неучебное, — примиряющее сказала Ульяна. — К тому же они уже взрослые, без пяти минут студенты. Леся вон в университет собирается, на истфак. Хочет преподавать.
Дина хрюкнула. Леся, словно услышав, что говорят про нее, вскинула огромные черные глаза. Покрутила ручку в блестящих губах, потом снова яростно застрочила проверочную.
— Не видать ей истфака как своих ушей, — заявила Дина. — Она же не комсомолка. С такой характеристикой приемная комиссия в ее аттестат и не заглянет. Хотя, если есть хороший блат… Слушай, родное сердце, а что это ты хандришь? — вдруг без всякого перехода спросила она. — Рыдала в учительской…
Ульяна жарко покраснела. Она действительно расплакалась у коллег на глазах. Просто сначала она представила себе Влада в смирительной рубашке. А потом — Лену, хозяйничающую в его квартире. Трудно сказать, какое видение было страшнее…
— Нервы, наверно, — сказала Дина. — Конец года, все на взводе. Я тут одному паразиту тетрадь разорвала в клочья. Полегчало. У тебя тоже, да?
— Нет, — слабо улыбнулась Ульяна. — У меня из-за мужчины.
— Да ты что! — Дина шумно придвинула стул поближе. Она ждала продолжения.
А Ульяна сама была не рада, что проговорилась. С одной стороны, это так естественно — поплакаться подруге в жилетку. А с другой… Ведь здесь, в Реальности-2, у нее не было никакого романа. Получается, что она все придумывает, как сумасшедшая старая дева. Сочиняет про себя любовные истории…
— То-то я смотрю, ты похорошела последнее время. Помолодела лет на десять, — одобрительно оглядела ее Дина.
— Скоро снова постарею, — хмуро усмехнулась Ульяна. — Он меня бросил. Вернулся к бывшей жене.
— И ты из-за этого плачешь? — фыркнула Дина. — Радоваться надо. Получила от мужика сплошные удовольствия, а носки ему пусть стирает жена.
— У тебя все просто, — вздохнула Ульяна. — У меня так не получается.
— А не получается — тогда надо бороться за свою любовь! — провозгласила Дина. Школьники побросали ручки. Дина, нахмурившись, набросилась на них: — А вы что уставились? Все, время вышло! Работы на стол и по домам! Живо, живо! — Дина захлопала в ладоши. — А тебя, Новикова, чтобы я в школе больше в таком дезабилье не видела. Так, кто еще не сдал? Перед смертью не надышишься! Сдаем, сдаем!
Когда последний листочек — криво вырванный из тетради, коряво исписанный, с кучей исправлений — лег на учительский стол, и за последним учеником закрылась дверь, Дина облегченно выдохнула:
— Ф-фу-у! Теперь можно спокойно поговорить. Слушай, я на твоем бы месте явилась к этой сучке, его жене, и сказала: я, мол, беременна от вашего мужа. Представляешь, что она ему устроит? Семейная идиллия продлится недолго.
Ульяну передернуло.
— Жуть какую-то ты говоришь.
— Ах, мы такие правильные! — фыркнула Дина. — Дорогуша! В нашем возрасте мораль и нравственность — непозволительная роскошь. На войне как на войне.