Дети Гамельна. Ярчуки

Валин Михаил

… Громыхнул залп у рыночной площади, вновь зазвенели колокола. Сердюки и драгуны геройски защищали церковь, костел и дом пана Пацюцкого. Хитроумный городской голова имелся у Пришеба, этого не отнять. Ну да ладно, цирюльничиха уцелеет, всё ж дивно приятная очам особа.

— Идут, кажись, и к нам, — сообщила ведьма, к чему-то прислушиваясь.

Ведьмин курень дружно задрал головы, прицениваясь к слабозвёздному небу. Не-не, ещё и намека на рассвет нету. Биться придется.

Наступила недобрая тишина. То ли Хома соседствующим чертовством проникся,

то ли просто со страху, но уверенность имелась, что со стороны полевой дороги демоны крадутся. А ведь не видно не зги, только далёкие невразумительные крики до шинка доносятся. Не иначе, маззикимы у кого-то крестик или кольцо червонное отымают. Ведьма говорила, что если швырнуть золото, жадный демон удовлетвориться подачкой и уберется. Но ведь грех золотом разбрасываться – не все пришебцы на такое смирение готовы.

В тишине зашкреблись когтищи по стене. Вот тебе и ведьменская защита тылового редута – как раз со двора и подбираются! Хома выбрал пистолет, Хеленка для пробы взмахнула молотом – от рукотворного вихря затрепетала расхристанная солома кровли.

— Да сидите, заполошные, — проворчала пани Фиотия.

На крышу выбрался кот – с опаской глянул на дивчину с занесённым молотом и пополз на пузе к ведьме. Та взяла рыжего гада на руки, принялась гладить – донеслось чуть слышное «м-рр».

Хома подумал что кошаки – на диво тупая живность – молота он боится, а на пистоль и усом не шевельнул. А ведь чуть пулю в пузо не словил. Тьфу, к ведьме всякая хвостатая дрянь так и льнет, так и льнет…

Казак вытер взмокшую ладонь о штаны. Вот, жди теперь опять…

***

Первого маззикима увидели все разом: согнутая тень, нелепо выставляющая длиннющие колени, прокралась вдоль хаты, стоящей на противоположной стороне улицы, по-паучьи подпрыгнула на стену, на миг замерла, то ли прислушиваясь, то ли принюхиваясь у закрытой ставни. Упала на землю, оборотила уродливую башку к шинку. Хома для пробы прицелился – не-не, далековато ещё. Вот бы мушкет имелся – другое дело. Но не из пистоля целить…

Из темноты вынырнул еще один маззиким, в тот же час заволновались лошади на конюшне – видать, и оттуда заходили недруги.

— Не тронут лошадей, — прошептала ведьма, кот соскользнул с её рук, гордо задрал-распушил хвост. Тоже вояка облезлый.

Если рассуждать в философическом плане, так Хома смирился бы с потерей лошадей. Пусть бы их жрали, жизнь она ведь такая – рано ли, поздно, любого сожрёт. Но это если с философской стороны, а так конечно жалко Гнедка с Каурым. Могут и осиротеть добрые коники.

На улице скопился с десяток демонов, топтались, бродили, принюхивались. Потом сдвинулись всей гурьбой к воротам.

— Уловили, пакостники, — прошептала ведьма.
– Сдвигайся и в прицел бери. Но до команды не пали. Главного будем ждать. Если он, конечно, на золото купится.

— А где ж золото? – уточнил Хома, ёрзая пузом по соломенной кровле с двумя пистолями в руках.

— Так в колодце, дурья твоя башка, — разъяснила хозяйка. – В воду они не занырнут, а отойти им жадность

не даст. Бить можно, что тех мух, на выбор.

— На выбор, то хорошо. А золото как же? – обеспокоился казак. – Нам самим потом как за ним заныривать?

— Да меня на веревке опустите, не страдай, — пообещала панночка.

Вот что тут «не страдай», когда никто и не страдает? Этак запросто и в жадности заподозрят. А где жадность? Разумное беспокойство на предмет будущего запаса золотых пуль и добротного завтрашнего обеда! Да и что за выгода на крышах ночами сидеть, ежели и добычи нет?

Маззикимы окружили колодец, заглядывали во влажную темень, что те бараны у водопоя. Пихались голенастыми ногами. Один, видать, что поразумнее, потянул веревку с ведром, было слышно как полилась вода. Демоны заглянули в ведро – золота там не нашлось.

Хома надеялся, что алчность своё возьмет – полезут внутрь, да и потонут сами собой. Но поганое демонское сообщество оказалось не так простодушно – топтались, озирались, но не лезли. Меж тем, к колодцу подошло еще три-четыре нечестивых создания. По всему выходило, крепок запах злата. Ещё бы, такие деньжищи! Тут и человек локти кусать начнет…

Хому дернули за сапог. Анчес показывал на улицу – на углу у хаты, прикрытая плетнем, замерла смутная тень – вовсе обличия не различишь, но раза в два крупней рядового муззыкима. Неужто шедим и есть? Вышел бы под луну, что ли?

— Далеко? – прошептала ведьма.

— Из добротного мушкета можно бы и хлопнуть попытаться. Но без всякой верности, — пояснил Хома.

— Давайте я соскочу, да башку ему разобью? – предложила безалаберная Хеленка.

— Сиди, дура! — в один голос зашипели хозяйка и старший гайдук.

Панночка обидчиво надула губки.

Меж тем, демоны начали разбредаться от колодца, движенья их стали нетерпеливее – искали что-то ушлые маззикимы.

— Что ж, бей кого потолще, пока стоят на виду, — приказала Фиотия.

— А может так обойдется?

— Не обойдется. Они сейчас людей искать будут, дабы в колодец лезли и злато вынули.

— Да пущай ищут. А мы время потянем.

— На редкость тупой гайдук пошел. Кто тут из людей к демонам поближе?

— Кто?

— Ты, дурень.

— Да отчего ж я?! – возмутился казак и осёкся. Оно ж и верно. Шинкаря с дочкой и прислугой уж давно не слыхать – утекли в церкву укрываться. Анчес с хозяйкой за людей не особо сойдут, Хеленка тоже вряд ли…

— Да, надо бить! – признал Хома.

Э, какой же из демонов потолще? Как на подбор сухопары будто щепки. Вот же жидовская коварная нечисть – и выцелить некого.

Хома нашел у колодца демона видом чуть позначительнее, навёл оружье, потянул крючок спуска. Сердюкский пистоль осечки не дал – жахнуло знатно – пуля тюкнула в сруб колодца. Напуганные демоны поприседали на месте.

Промазал казак. Чуть-чуть левее надо бы наводить

— А доводилось ли тебе, лихой гайдук, ранее из пистолетов палить? – ехидно спросила ведьма, подавая заряженный пистоль.