Дети гламура
Шрифт:
— Лен, извини. Ты не обижайся, хорошо? Ничего не изменится, понимаешь?
Девушка была, что и говорить, не перышко, несмотря на худобу. Когда она встала с колен, залившись розовым по очень бледной коже, Андрею стало намного легче.
— Я вам совсем, ни капельки не нравлюсь, да?
— Да не в этом дело… Мы все же сходим в «Курс», раз уж я пригласил, хорошо? Ленуль, я вообще… девушками не интересуюсь…
— Ой, Андрей Михайлович, извините… Ой, какая ж я дура… Извините, хорошо? Не везет же мне…
Именно такие — худые, высокие — ему всегда нравились. Но у Малыша как-то не получалось ухаживать за девушками, несмотря
Между тем гормоны играли, энергия требовала выхода. Разумеется, появились кассеты с фильмами особого рода, красочные журнальчики с необыкновенно грудастыми тетками. Смотрелось все это в мальчишеской компании, более или менее узкой, просмотр сопровождался грязными комментариями, смешками, и всегда оканчивался смущением, потому что каждый, пожалуй, знал, чем займется дома в ванной или в спальне…
Вот один из таких просмотров и переменил судьбу Андрея. Он не мог бы определенно сказать, как это случилось — кровь была распалена сладкими непристойностями, в ушах шумело, в глазах мутилось, — и он поддался на странные, но несомненно приятные действия своего приятеля, с которым они вдвоем смотрели эту злополучную кассету. Было стыдно, но этот стыд добавлял еще остроты в ощущения, чувство незаконного, тайного кружило голову. Потом он долго переживал, но решил, что это случилось с ним в первый и последний раз и не стоит заострять на этом внимание.
Но было по-другому. Словно вне воли самого Андрея и даже вне воли его приятеля — изящного русокудрого мальчика с малахитовыми глазами, окруженными томно-развратными кругами, — эта связь возобновилась при первом же удобном случае и продолжалась. Разумеется, она держалась в тайне — Андрюша особо настаивал на этом, как только осмелился говорить об этом с Эриком вслух. Он ни разу не пришел на квартиру к своему любовнику, как он его об этом ни просил. Свидания происходили у Андрея. До того самого дня, когда на пороге Андрюшиной спальни, оклеенной постерами рок-групп, возник слишком рано вернувшийся с работы отец.
— А я думал, ты с девочкой, — выдал он, глядя на открывшуюся его взору картину широко раскрытыми глазами.
— А я с мальчиком, — сморозил Андрей.
Нечего и говорить, что папаша, человек старой закалки, выставил своего патологичного сына за дверь, невзирая на маменькины рыдания и просьбы. Папа, в свое время крупный чиновник, сам немало порезвился по саунам, даже не трудился скрывать от жены своего времяпрепровождения на досуге, принося с собой домой запах чужих духов, следы губной помады чуть не на трусах и царапины на спине и на плечах. Да, но все это было с девочками, а тут… Гадость какая!
Гадость так гадость. Гордый мальчишка решил не унижаться перед бушующим отцом, который, надо заметить, обратил на сына внимание чуть ли не в первый раз после родительского собрания в пятом классе, на котором ему пришлось поприсутствовать. Прихватив кожаный швейцарский чемодан с наспех собранным матушкой барахлом, Андрей удалился, не зная, куда идет и где будет жить. Мелькала мысль о бабушке, маминой маме, но когда мальчик представил себе ее душную квартиру с кружевными салфеточками, рулоном грязно-желтой ваты между никогда не открывающимися оконными рамами, с семьей инвалидов-слоников на ветхом комоде и с тем специфическим запахом, который так часто царит в домах даже у самых опрятных стариков, запахом лекарств, прогорклого масла, мышей и восковых свечек, — он засомневался.
Но у подъезда его ждал Эрик, которому удалось ускользнуть от расправы. Приятеля он не бросил и, словно все так и должно было быть, подпрыгивая и воркуя, повел его к себе домой.
Андрей, разумеется, внутренне ожидал увидеть притон разврата, поэтому очень обрадовался и совершенно расслабился, рассмотрев чистую двухкомнатную квартирку-распашонку, обставленную с кокетством женского будуара.
Они прожили там полгода. Андрей поступил в институт, нашел работу. К тому моменту гнилая западная идеология уже проникла в крепкое советское общество и в его ячейки. Эрик танцевал в кафе, приходил усталый, подвыпивший. Порой от него исходил запах чужого мужчины, порой в доме появлялись неизвестно откуда взявшиеся деньги — и большие деньги! Андрей пытался поговорить со своим приятелем, указать ему на нависающую угрозу новомодной болезни, но все было бесполезно. Эрик только дергал худеньким плечиком, криво усмехался и ничего не отвечал. Неизвестно, как бы все это продолжалось, но в один прекрасный день к Андрею в институт нагрянула матушка. Прижимая к сухим глазам крошечный кружевной платочек размером с почтовую марку, она сказала Андрею, что купила ему небольшую квартирку, что отец дал на нее денег, но предупредил, что сын-извращенец ему не нужен и видеть он его не хочет больше никогда.
Андрей и мог бы, пожалуй, взбрыкнуть, мог бы гордо отказаться от родительской подачки, но ему уже порядком надоело жить с Эриком. Он боялся, что окончательно свихнувшийся приятель, который в последнее время еще и прочно сел на иглу, наградит его какой-нибудь мерзкой болячкой, хорошо еще, если излечимой. Поэтому он молча выслушал матушкины излияния, только кивал, глядя в окно, где сгибалась под шапкой снега ветка тополя и сидела на ограде сутулая, мрачная ворона. Потом сухо поблагодарил за подарок, поцеловал мать в гладкую щеку, благоухающую диоровским кремом и, приняв ключ, направился к себе, в свой новый дом.
Квартира оказалась уже обставленной. Андрей ходил по дому, представляя себе свою новую жизнь. Теперь, вырвавшись из дурацкой, смехотворной западни, куда угодил по неловкости и неопытности, он будет жить по-новому в своем новом доме. На следующий же день он поехал к Эрику, зная, что он уже ушел в свое кафе, забрал свои вещи, написал приятелю коротенькое письмецо, прикрепил его магнитом к дверце холодильника и ушел. Своего адреса он не оставил, потому что не хотел больше видеть Эрика — никогда.
Его мечта сбылась. Больше он никогда не видел своего приятеля. То ли Эрик заплутался в огромном городе, то ли, как мечтал, уехал-таки в Америку, где у него жили мать с отчимом, то ли, как предсказывал Андрей, умер от наркотиков.
Андрюша остался один. Совсем один. Приятелей в институте у него как-то не завелось, старых знакомых он растерял за те полгода, пока жил с Эриком, его приятели ему не нравились, да и как с ними было общаться? Тогда он твердо решил познакомиться с девушкой, чтобы не быть таким одиноким. Каждый вечер Андрей пускался на поиски своего счастья.