Дети Хаоса

Дункан Дэйв

Ага!

— И сколько лет было Ингельд?

— Шестнадцать, — со вздохом ответил Гатлаг.

Вздохнул и Бенард. Он не мог себе представить шестнадцатилетнюю Ингельд: она стояла у него перед глазами такой, какой была шесть лет назад, когда они разделили ложе.

— Кратрак выбрал меня, — сказал Гатлаг, — старшего воина войска. От этих разговоров у меня в горле пересохло.

Бенард снова вздохнул. Говорят, ночное сражение у стен города превратилось в бойню. Он не знал, что веристы Косорда дрались друг против друга, но вполне мог в это поверить. А потом горожане пытались остановить ввод вражеских солдат в город, что привело к мятежам, схваткам и жестокому кровопролитию,

во время которого погибла Тиа.

— Едем дальше! — прорычал Гатлаг, рыгнув и вытерев рот.

На сей раз Бенард не забыл про тормоз и хлестнул онагров.

— Вы много сражались за Ингельд?

— Достаточно. — Бенард никогда не видел, чтобы верист проявлял такую скромность.

— Мятежники ворвались во дворец, не так ли?

— Фу! Мятежники были вооружены всего лишь копьями Я разорвал на части нескольких, и после этого они держались от меня подальше. Однако боевые звери Стралга оказались более серьезными противниками. Я прикончил троих, прежде чем вожак стаи их остановил. Когда появился сам Стралг, я продолжал защищать дверь, сохраняя боевую форму, весь в крови. Он привел с собой Хорольда. Заявил, что хочет поговорить с Ингельд, и она вышла к нему.

На долю леди выпало немало горьких минут, но мало что могло сравниться с тем разговором. Она никогда не рассказывала о нем Бенарду. Он тогда еще даже не родился, и всякий раз поражался, думая о том, сколько разных событий произошло до его появления на свет.

— Это произошло на нефритовой лестнице?

— Нет, у западной двери.

Бенард попытался представить себе обстановку. Он хорошо знал тот переход… узкий и прямой, протяженностью примерно в пятнадцать шагов… Темнота, лишь чадят факелы да танцуют тени. Много крови, Стралг и его люди толпятся внизу, возможно, вокруг лежит несколько тел… Ингельд с дерзко поднятой головой стоит наверху, а у ее ног сидит готовое ринуться в бой чудовище — Гатлаг. Или он стоял во весь рост, возвышался над ней? Лучше не просить вериста описать боевого зверя, в которого он превращается. Гатлаг истекает кровью…

— Стралг сказал, что она может выйти замуж за его брата и принести клятву верности. В противном случае он отдаст ее на растерзание солдатам.

— И она, конечно, выбрала красивого Хорольда?

— Нет. О, ты бы гордился ею, мальчик! Она выдвинула собственные условия. Среди прочего Стралг должен был сохранить мне жизнь. Так я и уцелел. Стралг сам признал, что я того заслуживаю.

— Достойная похвала!

Гатлаг ностальгически вздохнул, вспоминая самый чудесный миг в своей жизни.

— О да, Кулак — Герой Героев. Помнишь, ты спрашивал меня о боевой форме? Ну, так вот отвечаю: да, мы можем принимать боевую форму в любой момент по собственному желанию, но нам это запрещено. Если человек меняет форму без приказа, то его ждет кара, которая недавно постигла твоего дружка Прыщика. Имей в виду, мальчик, превращение — не такое простое дело. И очень болезненное! Все суставы скрипят, кости выгибаются. Человек должен быть в ярости, чтобы пройти через такое. Или испытывать сильный страх. Во время настоящей битвы это не имеет значения, поскольку те, кто уже изменил форму, набросятся на своих же, если они медлят. Это расценивается как дезертирство. Вот почему мы сразу же меняем форму вслед за вожаками.

— А какие еще условия поставила тогда Ингельд?

— Трудно сказать. — Гатлаг деловито почесался. — В боевой форме понимаешь только самые простые слова. Ну, и я ведь потерял много крови. К тому же держал в поле зрения штук шесть веристов, прикидывая, что будет, если они одновременно бросятся на меня по лестнице. Поэтому я не все понял. Речь шла о

сыновьях… И о муже. Он должен был получить свободу.

— Что-что?! — вскричал Бенард, и онагры тревожно навострили уши.

Смех старика показал, что он ожидал от Бенарда именно такой реакции.

— А тебе какое дело, что леди уже была замужем, парень?

— Никакого. — Он посмотрел на Гатлага и понял, что его слова не убедили старого вериста. Сколько людей подозревало, что они с Ингельд были любовниками?

— И как его звали?

— Ардиал Берксон. Голос, естественно. Нарс сам выбрал наследника.

— И как долго они были женаты?

Могла ли Ингельд повлиять на выбор отца? Любила ли она мужа?

— Около шести дней. Он стоял рядом, спокойный, словно его отлили из бронзы. В какой-то момент, когда Стралг начал возражать, она сказала: «Вожак стаи, убей меня». Тогда я был вожаком стаи красных, понимаешь?

— Нет! О нет, это слишком! Мне пришлось проглотить немало лжи, но это уже чересчур.

— Береги зубы, мальчик! — прорычал Гатлаг. — Я говорю тебе правду богини Мэйн. Мы договорились заранее: я должен был ее убить, чтобы она не досталась им живой. Однако она так и не произнесла заветное слово.

Да, Ингельд вполне на это способна, решил Бенард, как и ее мать. Другой вопрос, могла ли она так поступить в шестнадцать лет?

— Очевидно, Стралг ей поверил.

— Стралг привел с собой прорицательницу. Он спросил, блефует ли Ингельд. Прорицательница ответила, что нет. И тогда Стралг согласился. Она пошла к его брату — наверное, его внешность сделала свое дело. Он был красив, как бог. Ардиал же был уродливый малый, да в придачу холодный, как рыба — все Голоса такие. Он лишь поклонился и ушел вместе с остальными веристами, перешагивая через трупы. Мне позволили принести клятву верности Хорольду. И он запретил мне принимать боевую форму.

Бенард даже не сразу понял, что это значит. Он бросил взгляд на узловатые руки и колени, на искаженное болью лицо. Веристам не нужны целители, поскольку они способны излечиваться в боевой форме.

— Стралг уже давно забыл о том приказе. Разве нельзя его попросить?

— Веристы не просят, мальчик.

Скорее всего самозащита будет достаточным предлогом для нарушения приказа. Быть может, Гатлаг специально захватил с собой золото, чтобы на них напали разбойники, и он мог принять боевую форму? Нет, ерунда. Или предполагалось, что Бенард украдет золото и попытается сбежать?

— Вам теперь тяжело путешествовать, милорд. Почему вы не послали кого-нибудь другого?

Наступившее молчание продолжалось так долго, что Бенард уже и не рассчитывал получить ответ. Тут старик прорычал:

— Я поехал, потому что так велел сатрап. И еще он сказал, что я должен за тобой приглядывать. Мол, я единственный человек во всем войске, который не прикончит тебя, как только он отвернется.

— Господин очень добр.

— Ага, очень. Он сам мечтает тебя разорвать, понимаешь?

Бенард понимал.

— Ну, во всяком случае, Хорольд честен. А он не сказал, когда?

— Не-ет. Зато велел тебя изловить, если попытаешься сбежать.

— Да не собирался я…

Гатлаг неприятно захихикал.

— Оно и к лучшему. Веристу трудно думать о чем-то, кроме погони, понимаешь? Поймать кого-то и не убить — редкий случай.

Бенард не сводил глаз с дороги, но в животе у него все перевернулось.

— Я в любом случае не хотел убегать.

— Ага, леди так и сказала. — Старик заговорил тонким голоском: — «Боюсь только, мой дорогой Бенард никогда не бросит свой драгоценный мрамор, — вот что она заявила. — У этого милого мальчика все мысли об искусстве».