Дети Хедина (антология)
Шрифт:
Обнаружились и лешаки – попрятавшиеся, затаившиеся за кочками и кустами, напряженно ждущие исхода. Раскручивающееся заклятие словно высветляло весь лес, делая его цвета сепии [4] , точно на старой-престарой фотографии. Отыскивалось всякое. Немецкая авиабомба, глубоко ушедшая в болотное дно и до сих пор сочащаяся чужой холодной магией; какой-то идол, додревнее городище, поглощенное жадной топью, – поиск по Курчатову не должен был бы являть ничего подобного, но привычные пределы и ограничения опрокидывались сегодня одно за другим.
4
Сепия –
Не страшно, страх вытеснен азартом. Машу захлестывал пьянящий, кружащий голову восторг – от собственного могущества, почти всесилия. Сейчас, вот сейчас, вот еще чуть-чуточку – и пропавшие наконец проявятся, заклятие сработает, как ему и положено, они выберутся из леса… и все станет хорошо. Совсем хорошо.
Все шире и шире захват спирали, Маша словно парит над болотами и чащей, поднимается выше, выше, к самому солнцу. Яркий день, лучи словно пронзают мутную воду трясин, заставляя зло бежать в ужасе, забиваясь в норы и под коряги. Никто не встанет на пути всепобеждающего света, все недоброе бессильно. Сейчас, сейчас, еще немного, еще совсем чуть-чуть…
В золотое солнечное сияние словно ворвалось иссиня-черное пушечное ядро, почти как в «Петре Первом». Плавно раскручивающаяся спираль сорвалась, внутри Маши это отозвалось жутким режущим скрипом, железо по стеклу или патефонная иголка, с хрипом и визгом проехавшаяся поперек грампластинки.
Чернота не допускала до себя ее магию. Отталкивала, отпихивала, не давала хода. Там, внизу, за краем болота, за лесной завесой. И она была не одна.
Сознания Маша не потеряла, но ощущения были – словно от сильнейшего удара под дых. Согнувшись в три погибели, она повалилась на влажный мох.
– Маша! Что… – Игорь кинулся к ней. – Петля?! Петля, да?
Это была не петля, но у Маши получалось только хрипеть. Ее собственная воля продолжала бороться, удерживая грозившее вот-вот пойти вразнос заклятие поиска.
Яркий день стремительно темнел – словно мраком наливался сам воздух; так бывает, если в стеклянный графин с водой опрокинуть целый пузырек чернил.
Что-то хрипло не то крикнул, не то каркнул Морозов; один из его людей полоснул очередью по вдруг зашевелившимся кустам, потом еще и еще, вмиг расстрелял магазин, с бранью отбросил, лихорадочно пытаясь вставить новый.
Стали стрелять и остальные, без команды, кто куда. Лица белы от ужаса, рты раззявлены в беззвучном крике – а ни Игорь, ни Маша никакого врага не видели.
– Вставай, Рыжая, вставай! Гляди, что творится-то!
По болоту, прямо к ним, струились темные ручейки невесть откуда взявшейся жижи, над ними поднимался белый парок. Над болотом пронесся многоголосый стон, Маша вдруг услыхала беззвучное «бегите!» и тотчас ощутила, как бросились наутек наблюдавшие за ними лешаки; краем глаза успела заметить метнувшуюся черную кошку.
Наступал мрак, наступало ничто, и по сравнению с ним смерть действительно показалась бы просто мирным сном после трудного дня.
Первобытный ужас поднимался с самого дна
– Маха! Вместе!..
– Ага! Давай держи, петли все на тебе!
Трещала, ломаясь, их тщательно возведенная защита. Кто-то из морозовских милиционеров упал лицом вниз, обхватив голову руками, отбросив оружие; чернота наступала, все ближе и ближе, сжал кулаки Игорь, лихорадочно выкрикивая слова формулы; а у Маши страх вдруг прошел, как и в тот раз, в Померании, когда последний раз довелось переведаться с серьезным немецким магом.
И, как и в тот раз, она ударила, по-русски, наотмашь, раскрываясь и не щадя себя.
Удар канул словно в вату; ничего, ни отзвука, ни отголоска.
Что такое?.. Почему?..
За деревьями мрак стягивался в тугие комки, словно коконы. Один, два, три… семь… восемь.
И каждый из них таил в себе такую силу, что даже и присниться не могла.
– Стой! Стой, дура! – вдруг вскрикнул Морозов. Игорь не успел его перехватить, не мог бросить на полуслове начатую инкантацию.
Лейтенант – не иначе разума лишился от страха – выскочил из своего укрытия и припустил в мокрый лес, прямо через топь, ловко перепрыгивая через черные ручейки; белый пар лизнул край формы, ткань немедленно задымилась.
Проклятье!
Игорь упустил очередную петлю заклятия. Машка хрипло вскрикнула и упала, по локоть погрузив руки в сырой болотный мох. Игорь, проклиная себя и лейтенанта, бросился к ней. Поднял. Глаза Машки, все еще затянутые бельмами, были широко открыты. И тут из ее груди вырвался вой. Страшный, нечеловеческий. И от воспоминания о той ночи, когда Игорь слышал такой вой впервые, мурашки рванули по коже. Похолодели руки.
Однако мрак остановился. Ручейки темноты, более похожие на подбирающихся к добыче удавов, замерли, разливаясь иссиня-черными лужами среди болотного мха.
– Приведи ее, и мы отпустим всех, – глубокий голос, низкий, сорвавшийся на хрип, не мог принадлежать Машке. Игорь тряхнул подругу. Она закашлялась, невидяще захлопала глазами.
– Игорь, что? Остановили их, да? А ты что же, петлю упустил, двоечник?
Игорь прижал Машку к груди.
– Лейтенант сбежал. На болото.
– Плохо, – Машка стиснула руками гудящую голову, потерла глаза. – Потеряем. Тут дрянь какая-то. Не лесная, точно. Не нежить. Похожие на ту… на ту, что в болоте. Игореш, не было такого в курсе, ни в базовом, ни в каком. Немного на оборонку похоже. Но для оборонки слишком человечное. Словно звал кто-то.
– Ты чужим голосом говорила, – прошептал Игорь.
– Что говорила? – пытаясь подняться, прохрипела Рыжая.
– Приведи нам ее. И мы всех отпустим.
Машка села, погасила пальцами оставшиеся свечи.
– Кого? Кого, не сказала?
– Тебя, товарищ маг, – вместо Игоря ответил Морозов: выступив из сгустившегося сумрака, кто-то из бойцов зажег фонарь, направив луч на командира. Лейтенант шел медленно, немного пошатываясь. Под глазами залегли густые тени, не лицо человеческое сейчас, а голый череп. Тьма, однако, больше не сгущалась и не наступала. Маша поднялась, растирая горло, слепые бельма на глазах исчезли.