Дети Хедина (антология)
Шрифт:
Возле одной из аудиторий, где на высоких, до потолка, дверях красовалась начищенная до нестерпимого сияния бронзовая табличка «Государственная комиссия по распределению», в коридоре толпилось около сотни парней и девчат. Почти половина ребят – в несколько уже поношенной, хотя сегодня выстиранной и отглаженной военной форме, очень многие – с желтыми и красными нашивками за ранение на правой стороне груди и орденскими колодочками на левой. Остальные были в темно-синих двубортных костюмах с петлицами, явно форменного вида. И тут у многих виднелась россыпь наградных лент. Девчонки надели строгие, ниже колена, темные платья. И только те, кто не успел повоевать или не хотел вспоминать о том, что успел, оделись так, как велела погода, –
А за окном виднелись недавно подстриженные старые каштаны и скамейки, где уже рассаживались счастливцы, получившие распределение. Кто-то радостно размахивал руками, рисуя размашистыми жестами блестящую картину собственного будущего. Кто-то хмуро выковыривал носком начищенного сапога пробившуюся между каменными плитами травку. Не повезло – не в секретный институт, не на самоновейший завод, а куда-нибудь в глубинку, поднимать сельское хозяйство или выковыривать из полей и готовящихся к осушению болот оставшуюся с войны смертоносную «память»: неразорвавшиеся снаряды, мины…
Машка отвернулась от окна. Уселась на подоконник. Игорь не мог оторвать взгляда от заполняющегося выпускниками двора.
– Я получил, – не утерпел Фимка, уж очень хотелось похвастаться. – В институте останусь. На кафедре непрямых и скрытых воздействий. А вам Арнольдыч как раз и велел передать, мол, за распределение надо поговорить. Так что давайте, давайте, ноги в руки и вперед! Отец ждать не любит.
Виктор Арнольдыч и правда был из тех, кто ждать не умел. Да и где ему было научиться? – каждое слово его исполнялось мгновенно, потому что от одного укоризненно-печального взгляда декана все внутри переворачивалось, и казалось, что ты не урок недоучил, не лекцию пропустил, а Родину предал. Он никогда не повышал голоса, со всеми был дружески-ласков. И потому все звали декана просто Арнольдычем, а чаще – Отцом. Не по фамильярно-фронтовому «батей», который и от губы отмажет, и на что иное глаза закроет, коль дело знаешь, а именно Отцом. Строгим, но справедливым. Даже присказка имелась у старших курсов: «Бога побойся, Отца не позорь». Словно наделили декана особым даром, не то чтобы магическим – магов здесь на каждом углу хватало. Просто было в нем что-то, в добром его мудром взгляде, в тембре голоса, отчего – попроси он отдежурить лишний день, сгонять в город с документами, выучить за ночь новую тему и назавтра лекцию младшим курсам прочитать – хотелось тотчас броситься: выполнить, выдержать, оправдать.
– Идем, Игорек. Девчонки! Света, Таня, очередь подержите? Арнольдычу мы зачем-то понадобились…
– Еще б не понадобились, вы ему экзамены лучше всех сдали, – буркнула блондинистая Татьяна, холодно глядя на Машкину верхнюю пуговицу. Маша подобралась, готовая ответить колкостью.
– Не завидуй, Танюха, все равно ты самая красивая девушка на курсе! – разрядил обстановку Игорь.
Машка едва слышно фыркнула и зашагала по коридору. Игорек насмешливо козырнул зарумянившейся Таньке и в два широких шага догнал подругу.
– Маш, ну не обращай внимания, – заговорил он. – Ты лучшая. Все же знают, хотя кое-кому это и поперек горла.
– Я не лучшая и в лучшие не набиваюсь, – отозвалась Машка, – я просто учить умею.
– Вот я и говорю – лучшая, – улыбнулся Игорь. – Не переживай так. Ничего плохого Отец не скажет. Может, он нам что-то получше выбрал. Тебе – как надежде магической науки, а мне – как твоему главному прихвостню и прихлебателю.
Машка напряженно улыбнулась. Отчего-то к Отцу она всегда шла с неохотой, хотя – Игорь знал – боготворила его, как и остальные на курсе. Но в том была вся Машка –
В просторных, светлых коридорах собирались группками студенты. Машкины каблуки четко выбивали часовой звук из до блеска натертого паркета. С портретов на стенах смотрели солидные академики и доктора наук. Игорь представил себя на одном из этих портретов. Нет, не получается. Мог представить себя студентом, солдатом, даже штатным магом в каком-нибудь небольшом городке, лучше на Севере. Северная надбавка при их образовании – серьезные деньги. Матери бы отсылал с братишками и сестрами, по аттестату. А на портрете в альма-матер лучше смотрелась бы Рыжая. Хотя зря ее прозвали Рыжей. Волосы у Машки были скорее цвета червонного трофейного золота. Был у Игоря раньше брегет, он у мертвого немецкого офицера взял. Девчонке одной подарил, когда с войны вернулся. Девчонка уже замужем та, а брегет Игорь помнил. Золотой, настоящий, с зеленым камнем.
Сейчас пожалел, что Машке не подарил. У нее на фронте волосы коротко острижены были и выгорели до рыжеватого, вот и не заметил, что цвет тот же. Только глаза у Машки не зеленые, а серые. Когда смотрит строго, кажется, что на грудь мраморную плиту положили. Этого Машкиного взгляда многие боялись.
Стайки студентов сновали туда и сюда, окунались в солнечные лучи, бившие сквозь высокие арочные окна, словно купались в них; золотились кудри девушек. Выпуск. Распределение. Молодые специалисты получают дипломы, нагрудные знаки и направления на работу – как писали в газетах, «во все концы нашей необъятной Родины». Строго, но по-родительски смотрел на веселую молодую кутерьму бронзовый Сталин. Игорь бросил быстрый взгляд на фигуру вождя. Машка глаз не подняла, задумалась, еще ниже опустила голову и прибавила шагу.
На календаре была пятница, двадцать второе июня тысяча девятьсот пятьдесят первого года.
Старинное здание в центре Москвы знавало всякие времена. Было оно построено как юнкерское училище, по последнему слову тогдашней техники, с огромными классами и амфитеатрами аудиторий, гимнастическими залами и неоглядным плацем. После революции юнкеров, конечно, не стало; а вот иные преподаватели так и остались. Да и чего было б не остаться? Если дело свое знаешь, кто ж тебя тронет?..
Девушка в небесно-синем платье и парень в офицерской форме, с начищенными сапогами, торопливо шли по коридору. Игорь то и дело кивал кому-то из знакомых. Мраморная лестница с гипсовыми бюстами античных ученых и магов в нишах. Высокие белые ступени с едва различимыми розоватыми и серыми прожилками.
А если сбежать по этим, любому дворцу на зависть, ступеням до самого низа, распахнуть тяжеленные двери с бронзовыми ручками и завитками, чуть отойти и повернуться – то откроется скромная черная табличка, на первый взгляд обычная учрежденческая, как тьма-тьмущая от Калининграда до Петропавловска-Камчатского и от Нарьян-Мара до Кушки. Однако, если прочесть красовавшиеся на табличке золотые буквы…
«Министерство высшего и среднего специального образования СССР. Московский ордена Трудового Красного Знамени институт гражданской и оборонной магии».
Они миновали парадную лестницу и теперь бежали через бывший плац. В двадцать первом году, едва кончилась Гражданская, здесь посадили парк – первые студенты и первые профессора, кого удалось собрать по всей матушке-России. Потом, правда, многие вернулись из эмиграции, и ученики, и преподаватели. Прошлое тут поминать было не принято. За тридцать лет деревья разрослись, поднялись высоко, роскошные кроны сплелись над дорожками – тут, конечно, постарался факультет растениеводства. На головы Маши и Игоря упала зеленая тень, защебетали птицы – если глаза закрыть, то кажется, словно ты в самом настоящем лесу. Кабинет декана располагался в заднем корпусе, рядом с ректорским. Здесь народу почти не было – оно и понятно, преподаватели все сейчас на распределении.