Дети, играющие в прятки на траве
Шрифт:
— Он дело говорит, — внушительно сказал Ермил, почесывая бок. — Спасибо вам, — он в пояс поклонился Питириму, ну, а Нике — даже к ручке приложился. Питирим от удивленья аж присвистнул про себя. Цирк! Дикий-дикий, а поди ж ты… Видно, Ника здорово их тут дрессировала. Но он тотчас вспомнил, как Симон бесцеремонно вдруг полез ей под подол, и вновь растерянность и абсолютное непониманье овладели им. Так и казалось: вот сейчас Ермил отлепится от ручки и — немедля Нику хватанет при всех или за зад, или за грудь, по-детски эдак, радостно-смиренно улыбаясь… Впрочем,
— Вот… — сказала Ника, когда дробные шаги на лестнице затихли, и, не глядючи на гостя, опустилась в кресло, села очень прямо — руки на коленях, голова откинута слегка назад — как бы и вправду королева, точно на картине, писанной кем-либо из старинных мастеров. Она дышала глубоко и ровно, только губы ее чуть дрожали. — Вот… — повторила Ника и без всяческого выражения уставилась на Питирима.
— Что — вот? — сумрачно спросил тот.
— Да вот так мы и живем. — Она тряхнула головой и нервно усмехнулась, словно говоря: а думал, что попал в Эдем, надеялся вдруг ангельшу увидеть в райских кущах, дамочку пристойную и непорочную вполне?
— Я понимаю. Надо быть совсем тупым… — кивнул согласно Питирим. — Проблем хватает, всюду одинаково. Но как вы можете, чтоб эти недоноски…
— Кто, простите? — Ника негодующе сощурила глаза, точно змея внезапно показала кончик жала.
— Ваши визитеры, я уж и не знаю, кто они — друзья, коллеги, спутники…
— Любовники, — ему в тон резко отозвалась Ника. — Что, похоже? — она снова усмехнулась. — Да неужто вы ревнуете? С чего бы? Странно!
— Ну при чем тут ревность?! — не на шутку разозлился Питирим. — Другое… Позволять им так вот — походя, при посторонних… Я не знаю… Это… извращение какое-то, ей-богу! Или вы нарочно, чтобы поддразнить меня?
— Нарочно — вас? Зачем?! — глаза у Ники изумленно округлились. — Чтобы вы последовали их примеру? Или встали на мою защиту? Может, вы считаете, мы загодя договорились обо всем, распределили роли — и тогда я пригласила вас сюда, чтоб поразвлечься? Не нашлось других кандидатур? По-вашему, у нас такая глухомань, что нам и делать больше нечего?..
— Ой, господи, да не прикидывайтесь вы! — Питирим скроил брезгливую гримасу и забарабанил пальцами по подлокотнику. — Не понимаю: для чего все время вы пытаетесь казаться хуже, чем вы есть?!
— Серьезно? Вам хорошо известно, какая я на самом деле? — Ника повела плечом, пренебрежительно закинув ногу на ногу, и даже наклонилась чуточку вперед, с преувеличенным вниманием разглядывая закругленный, исцарапанный носок своей сто лет уже не модной туфли. — И откуда же такие поразительные сведения? Надо полагать, у вас надежный информатор?
— Вот уж чепуха! Придумаете тоже!.. Простоя… предположил… — уклончиво ответил Питирим. — Как всякий человек, я склонен фантазировать…
— Ну, и?.. Какая ж я, по-вашему? — в глазах у Ники засветилось неподдельное, живое любопытство.
— А вот это уж, позвольте, я пока оставлю при себе, — развел руками Питирим, а сам подумал вдруг: ей-богу, как девчонка! — Может быть, вы все-таки хоть что-то объясните мне? А то немного странно… Или мы вот так и будем играть в прятки? Право, я не для того летел сюда…
— У вас была конкретная задача, цель? — Ника с деланным сочувствием взглянула на него.
— Вы сами знаете, что — нет. И оттого тем более мне важно разобраться…
— Вы не верите в осмысленность, необходимость вашего прилета?
— Меня с детства приучили ни во что не верить и без дела ничему не доверять, — размеренно и даже с неким торжеством и назиданием ответил Питирим.
— Так все же: ничему или, быть может, никому? — лукаво уточнила Ника.
— В сущности, и то, и то. Ведь только при условии, когда в тебе нет веры, разум твой свободен для высокого и беззаветного служения, и лишь когда не смеешь доверять, ты можешь быть безмерно преданным во всем и до конца. Таков непререкаемый закон бойца и патриота, как я сформулировал его когда-то для себя! — и все же Питирим не смог сдержаться, чтоб не сбиться на патетику.
— Здесь не собрание земных начальников, — напомнила с сарказмом Ника. — Громкие слова здесь вряд ли кто услышит. И тем более — никто их не оценит. Выражайтесь проще. Надо привыкать…
— Уж как умею, — тихо огрызнулся Питирим, кляня себя, что чуточку расслабился — вообразил, будто везде, не только на Земле, все думают и чувствуют похоже, и стремятся в своей жизни к одному…
— Умеете-умеете, — с оттенком снисхождения признала Ника. — Все-то вы умеете! Боитесь показать… Зажались в тесной скорлупе бойца и патриота, полагаете, за это будут больше уважать… Но есть еще и отношениямежду людьми! Без всякой демагогии и пафоса. Простые отношения, интимные контакты… Можно ведь и так, не думая о вечности…
— Постель? — невольно вставил Питирим, сам поразившись прямоте и очевиднейшей бестактности вопроса. Будто невесть кто заговорил вместо него…
— У вас, наверное, давно уж не было хорошей женщины, да, Питирим? — нисколько не обидевшись, а даже с ласковой какой-то сострадательностью отозвалась Ника. — Извините, но вы так, на удивленье, однозначно, даже эмоционально чересчур отреагировали на мои слова…
Питирим пожал плечами и лишь судорожно, коротко сглотнул. Скорей всего, сейчас у него был довольно жалкий вид, вид эдакого дурачка, которого предупреждали: не ходи в канаву, там — крапива, а он все-таки пошел, назло всем, и теперь конечно же способен вызвать только жалость пополам со смехом. Он все понимал…