Дети Империи
Шрифт:
– Я смотрю, у вас тут со снабжением одеждой неплохо.
– Кстати, это я сама шила. У нас в комнате машинка. Вам нравится?
– Великолепно.
– Вы находите? У нас многие сами шьют. Мода меняется очень быстро…
За окном холодало, и первые рамы затягивались перьями льда. Оказалась, что Вэлла из Клинцов, что в вуз пошла после техникума, учится на механико-технологическом («Станки-автоматы – это сейчас так прогрессивно!») и собирается после вуза попасть на Профинтерн и продвинуться в ОГТ.
– Ну все. Пора. – Вэлла на мгновение сложила губы бантиком. – Пока!
Она упорхнула. В вестибюле тоже начали гасить свет, оставляя только дежурный. Виктор вернулся в свою комнату; верхний свет был погашен – насколько он понимал, согласно распорядку, –
Глава 14
Парашют для лестницы
Утром опять было морозно. Солнце пыталось пробиться сквозь седую пелену со стороны «Соловьев». Маленький карболитовый репродуктор на стене весело мурлыкал: «Заря встает, дорога вдаль ведет…» Виктор обрадовался, что и этой знакомой с детства песни флуктуации истории не коснулись.
Вообще интересно, почему здесь изменилась история? И почему недавно? Почему не во времена монгольского нашествия? Или польско-литовского ига? Или вообще до момента основания Брянска: вот не основали бы здесь города, и попал бы он, Виктор, сейчас просто куда-нибудь в зимний лес. Хотя нет: здесь место удобное, так что все равно какой-нибудь Брянск должен в это время быть. Или поблизости. Может, захолустный городок, потому что железную дорогу через него не провели. А может, наоборот, столичный, и стояли бы здесь высотные здания и древняя крепость. А то и вовсе древние храмы индийские.
Виктор опять постарался выйти пораньше и до работы сбегал на вокзал. Бесполезно. Никакого перехода во времени. Может, обратно надо в другой час проходить? А может, точка перехода уже вовсе не здесь? И вообще если постоянно маячить тут каждое утро – то, как в «Золотом теленке», «скоро ваши рыжие кудри примелькаются». С такими мыслями он перешел обратно мостик и двинулся назад к институту.
К старому корпусу уже ручьями стекался народ, репродуктор над входом выводил нетленную «Милонгу» Ежи Петербургского, он же автор не менее нетленного «Утомленного солнца». Виктора вначале немного покоробило: «Милонга» его поколению больше была известна как «О, донна Клара», по фильму «Судьба человека», и звучала она там в фашистском концлагере. Впрочем, рассудил он, здесь нет ни фильма «Судьба человека», ни самой повести, так что для местных это просто винтаж, ретро.
На кафедре его представили преподавательскому составу как нового старшего лаборанта, вместе с новой секретаршей, которая приступала к работе в этот же день. Секретаршу звали Зинаида Семеновна, на вид ей было не больше тридцати пяти, и ее взяли временно на место ушедшей в декретный отпуск. Виктор непроизвольно отметил для себя, что она отличалась от других дам на кафедре какой-то особенной спортивностью, превосходящей необходимость просто поддерживать стройность фигуры, облаченной в строгое полушерстяное платье-костюм коричневого цвета, с прилегающим жакетом, доверху застегнутым на частые пуговицы. Из-под столь же прилегающей юбки длины миди лишь частично виднелись икры с развитыми, как у цирковых акробаток, мышцами. Интересно, для чего кафедре секретарша-акробатка? Впрочем, возможно, ей тоже надо было просто где-то устроиться на первое время – а там видно будет. Да и строгий у нее имидж какой-то. Вон, к примеру, такая же молодая доцент – Синькова, кажется, ее зовут Вера Михайловна, – та вот в более демократичном шелковом платье, рукава вязаной кофты выше локтя открыты, какая-то более своя она по виду. Ладно, не время зацикливаться на секретаршах, сейчас надо постараться запомнить, ху здесь из ху и как кого зовут, чтобы не путаться и знать, к кому с чем обращаться.
Но долго знакомиться не пришлось. Затрещал телефон, кто-то поднял трубку: «Да… да… конечно, да!.. сейчас там… все», – и Виктор услышал, что на проходную пришел грузовик с вычислительной техникой. Разгружать направили лаборантский персонал, сняли с занятий нескольких студентов, и вызвались трое преподавателей. Грузчикам из АХЧ не
В лабораторном корпусе нашлась рабочая одежда – стеганые фуфайки, похожие на зэковские, и брезентовые рукавицы. Во двор въехал трехосный грузовик, похожий на 150-й «ЗиС», длинной зеленой мордой капота чем-то напоминавший крокодила. Тарасов лично сигналил руками, показывая шоферу, как точнее подогнать машину к подъемнику – площадке у стены, которая тросом поднималась по наклонным уголкам к окну второго этажа лаборатории. Студенты полезли в кузов под брезент и загремели засовами борта.
Машина была привезена в разобранном виде упакованной в деревянные ящики армейского вида, за исключением больших, окрашенных серой эмалью стоек: их, чтобы не поцарапать, обшили, как мебель, деревяшками и проложили колбасками из ткани, набитыми отходами ваты. Несколько человек снимали эти ящики с машины так осторожно, как будто это были неразорвавшиеся снаряды, и тащили на подъемник; на верхней площадке их принимали и так же осторожно перетаскивали в будущий машинный зал. Зал был еще пустым, и только на его стенах, крашенных по рекомендации гигиенистов салатовой масляной краской, местный талант из студентов разместил для разнообразия несколько фресок в абстрактном стиле; Виктор узнал, что из-за этих фресок на кафедре зал окрестили Марсом.
Судя по оборудованию, машина была аналоговая. Виктор усмехнулся – когда-то, будучи студентом, он помогал утаскивать похожие списанные АВМ с кафедры на свалку; теперь же, спустя много лет, он вновь таскает их, чтобы установить. История пошла наоборот.
…Когда последний ящик был со всеми предосторожностями и криками «Левей!», «Заноси!» и «Сюда, сюда подавай!» пристроен «на Марсе», Тарасов объявил перекур. Блоки не распаковывали – они должны были отогреться и отпотеть. Виктор со студентами, грузившими снаружи, развесили фуфайки сохнуть на батареи в нижнем зале.
– А неплохо, однако, вас тут снабжают, – заметил он студенту, которого приятели звали Джин. – Машину вон выделили.
– Ну так… – пробасил Джин, шевеля коротким пушком над губой. – Этот проект экспрессов-городов сам Берия курирует. Лично. А еще он атомные станции курирует, космические ракеты, цифровые машины и электронику на тонких пленках.
«Электроника на тонких пленках – это, наверное, микросхемы, – рассудил Виктор. – Ну что ж, довольно логично. Ракетно-ядерное оружие, для него нужны компьютеры, а для них – микросхемы. Все связано с оборонкой. А вот скоростные поезда, индустриальное домостроение и линейная застройка при чем? Чтобы научить ГО быстрее восстанавливать? Ну так это после войны, а при нападении основная задача – эвакуация и рассредоточение…»
Виктор хлопнул себя по лбу.
«Какой же я дурак… Это и есть эвакуация и рассредоточение. Города распределяются сетью вдоль коммуникаций, чтобы снизить ущерб от оружия массового поражения. Если раньше было достаточно нанести удар по крупным промышленным центрам, то при разрушении части сети целые участки возьмут на себя функции поврежденных. Тот же принцип, как и в сети Интернет… Вот почему Берия лично этим занимается».
Подошедший Тарасов направил студентов обратно на занятия – кроме двух вечерников, которые были устроены лаборантами. Теперь задача была в том, чтобы сначала сверлить в деревянном постаменте отверстия под шурупы, а потом этими шурупами крепить кронштейны, направляющие по заданной кривой стальную полосу, – она имитировала рельс. В шкафу с инструментами дрели не оказалось; один из лаборантов вспомнил, что ее вроде бы относили наверх. Виктор решил сходить за ней сам, в порядке ознакомления с хозяйством. На второй этаж вела крутая стальная винтовая лесенка. Подойдя к ней, он услышал частый стук каблуков по стальным ступеням и решил пропустить встречного. Из-за изгиба перил стальной улитки показалась Зинаида Семеновна; она, торопясь, почти бежала вниз, держа в руках какую-то толстую картонную синюю папку с белыми тесемками. Не доходя до площадки ступеней пяти, она вдруг оступилась и неминуемо упала бы, если бы Виктор не бросился навстречу и не подхватил ее.