Дети капитана Блада
Шрифт:
– Ну, как любящий брат, я просто не могу не сопровождать свою сестру всюду, куда ей вздумается поехать, – с облегчением сказал он. – Да если бы я ее бросил, меня следовало бы плетьми трижды прогнать вокруг этого чертова города! Надеюсь, сестричка, вы не желаете мне подобной участи?
– Вам угодно издеваться, сеньор? – с чопорным негодованием вопросила Бесс.
– Да нет же, я и не думал…
– Ну тогда прекратите называть меня «сестричкой»! – потребовала Бесс, возмущенная до предела.
– Но почему же я не могу называть свою сестру «сестричкой»?
– Сестру?!
– Если, конечно, вы не хотите считать сына вашего отца братом…
– Что?!
– Мне не хотелось бы оскорбить вас, сеньорита, но, боюсь, ваша мать не была единственной…
– Сын моего отца! – в голове Бесс что-то встало на место. – Господи! Из Картахены! В своих мемуарах отец…
Теперь не выдержал Диего.
– В жизни не стал бы читать эту похвальбу! – в ярости сказал он. – Да я в руки ее бы не взял! И все-таки это правда. Вся Картахена знает, кто мой отец. Да, знает! Когда он, вместе с другими безбожниками и нечестивцами…
– Диего! Прекрати немедленно! Ну хорошо… Значит… Значит, мы – брат и сестра. Прекрасно.
Это было невероятно, но последняя вспышка Диего оказалась гораздо убедительнее любых доказательств.
– И что же по-твоему… А, пропади оно. Знаешь, я, честно говоря, рада – одной мне было бы не по себе. И давай не будем больше про Картахену… – Бесс ткнулась носом в рукав Диего. – Погоди, мне все-таки нужно привыкнуть. И, пожалуй, ты прав: теплая одежда будет нужна…
В результате примерно через час Диего притащил ворох приобретений – плащ из плотного сукна, башмаки на толстой подметке для Бесс, теплые чулки, шерстяное платье, накидку с капюшоном. Их совместная казна почти не пострадала – Диего удалось выменять все это на два новых камзола дона Иларио. Теперь можно было ехать хоть к белым медведям.
Впрочем, через двадцать минут они убедились, что необязательно добираться до Лондона, чтобы замерзнуть. Вместо приятной прогулки, затеянной Бесс, выходило нечто прямо противоположное. Солнце ярко светило, но пронзительный ветер, дувший с реки, моментально уносил все тепло, заставляя их чуть ли не стучать зубами. Что самое странное, проходящим мимо горожанам явно холодно не было. Еще через пять минут Бесс сдалась и повернула к гостинице. Вскоре впереди показалась знакомая вывеска.
– Дурацкая погода, – сказала Бесс (ей было слегка неловко).
– Действительно, дурацкая, – охотно подхватил Диего. – В этом городе вообще все не так. Люди не те, воздух не тот. Толпа…
– Ты что, издеваешся? – поинтересовалась Бесс.
– Если честно, то не совсем. Действительно не по себе, когда вокруг все по-другому. Даже луна… Ты видела вчера этот вертикальный серп? Ведь он же выглядит совершенно по-идиотски! Луна – она ло-о-одочка, а тут… Да и звезды! Они же чужие! Нет, я никогда толком не знал созвездий, но вот не такие они здесь – и на душе тоскливо…
В этот момент рассуждения Диего были прерваны: он обнаружил, что его бесцеремонно разглядывает какой-то тип.
Незнакомец был невысок. Физиономия его была невыразительной и какой-то невнятной, словно дублон скверной колониальной чеканки. Но зато костюм… Его кирпично-оранжевый костюм был бы точной копией одного из тех, что изображались на французских модных листах, если бы спереди не было в два раза больше, чем надо, ярких галунов, а заложенные сзади складки не были бы столь пышны, что неуловимо напоминали петушиный хвост. Пряжки на башмаках сверкали дешевыми стразами. Довершал наряд зеленый берет с пером, покрывающий голову вместо положенной к подобному костюму шляпы с большими загнутыми вверх полями.
– Правда, он похож на попугая наших лесов? – шепотом спросила Бесс.
Диего фыркнул, но ответить не успел.
– Простите, юноша, вы не здешний? – поинтересовался «попугай».
– Да, мы прибыли с осенним флотом, – несколько удивленно ответил Диего.
Незнакомец кивнул, как будто окончательно уверившись в чем-то, и лицо его сразу стало до невозможности наглым.
– Я так и понял. Терпеть не могу, когда в наш город являются всякие индийцы, которые мнят себя «тоже испанцами»…
Диего сжал кулаки, однако сдержался. В конце концов, не драки же затевать он сюда приехал. Его долг – оберегать сестру; остальное может подождать.
Бесс почему-то стало неуютно. Она сжала руку Диего, намереваясь увести его поскорее. Однако «попугай» опередил ее.
– А, так ты и девку свою оттуда приволок? Можно подумать, Испании не хватает…
Закончить ему не дала звонкая пощечина.
– Извольте впредь выбирать выражения, сеньор попугай! – Диего был красен, зол, но, как успела заметить Бесс, слегка гордился собой. – И извольте ответить за уже сказанное!
– Уж не думаешь ли ты, сопляк, что я намерен с тобой драться? Может, у тебя еще и шпага есть? Эй, стража! Меня оскорбила какая-то шваль! Я же – помещик и землевладелец, и имею право требовать пятьсот суэльдо штра…
Диего, с пунцовым лицом, рванулся вперед, и они покатились по мостовой. Впрочем, продолжалось это недолго. Не более чем через минуту два могучих альгвасила, отпихнув невесть откуда взявшихся зевак, решительно вмешались в события.
Диего оттащили. Из его носа шла кровь, заливая белый шарф. Глаз его соперника быстро заплывал; один из альгвасилов осторожно пытался пошевелить челюстью. Зеваки расходились. Бесс, карие глаза которой потемнели от волнения, последовала за уводимым Диего.
Через два часа Диего, получившего с немыслимой для испанского правосудия скоростью два месяца ареста за сопротивление властям и необходимость уплатить штраф, втолкнули в ворота городской тюрьмы.
Севильская Королевская тюрьма мало изменилась за те два века, что минули с тех пор, когда здесь, в этих стенах, появился на свет бессмертный «Дон Кихот» [14] . Большие камеры на восемьдесят человек были переполнены. Государство не могло взять на себя заботу о пропитании сотен мошенников, несостоятельных должников, воров и шулеров. Некоторым еду приносили из ближайшей харчевни, других кормили сестры, подружки или жены – у кого они были. За право пронести еду взималась пошлина. Все необходимое можно было купить и в многочисленных лавках, располагавшихся в пределах тюрьмы. В восемь утра двери камер открывались, и арестанты могли свободно перемещаться по тюрьме – но за эту привилегию тоже надо было платить. Наружные ворота тюрьмы весь день оставались открытыми – через них в обе стороны то и дело проходили посетители. Вечером, пересчитав заключенных, камеры закрывали. Побеги, впрочем, были редки – никому не хотелось наживать большие неприятности из-за двух-трех месяцев отсидки или скромного штрафа. Серьезная публика – каторжники, приговоренные к галерам, или смертники – находились на особом положении: их охраняли, и их камеры всегда оставались закрытыми.
[14]
Автор принял это допущение, поскольку не располагал описаниями Севильской Королевской тюрьмы, соответствующими началу XVIII века. Настоящее описание сделано на основе книги Б. Франка «Сервантес» (М., Молодая гвардия, 1960).