Дети капитана Гранта
Шрифт:
Наблюдая, как Паганель относится к своему злоключению, видя, как переживает он свою комическую неудачу, нельзя было не смеяться. Да к тому же он первый подал этому пример.
— Смейтесь, друзья мои, смейтесь от всего сердца! — повторял он. — Поверьте мне, что всех больше буду смеяться над собой я сам! — И, говоря это, он захохотал так, как, должно быть, не хохотал никогда ни один ученый в мире.
— Но как бы там ни было, а мы все-таки остались без переводчика, — промолвил майор.
— О, не приходите в отчаяние, — отозвался Паганель — португальский и испанский языки до того похожи один на другой, что, как видите, я смог даже перепутать
Паганель не ошибся: через несколько минут ему удалось обменяться с туземцем несколькими словами. Географ даже узнал, что патагонца зовут Талькав, что на арауканском языке значит «громовержец». По всей вероятности, это прозвище было дано ему благодаря его искусству в обращении с огнестрельным оружием.
Но особенно обрадовался Гленарван тому, что патагонец оказался профессиональным проводником, да еще по пампасам. Встреча с патагонцем являлась такой необыкновенной удачей, что все окончательно уверовали в успех экспедиции, и никто уж не сомневался в спасении капитана Гранта.
Наши путешественники вернулись с индейцем к Роберту. Мальчик протянул руки к туземцу, и тот безмолвно положил ему на голову свою руку. Он осмотрел мальчика, ощупал его ушибленные члены. Затем, улыбаясь, пошел к берегу реки, сорвал там несколько пучков дикого сельдерея и, вернувшись, натер им тело больного. Благодаря этому сделанному чрезвычайно осторожно массажу мальчик почувствовал прилив сил, и стало ясно, что несколько часов покоя поставят его на ноги.
Было решено этот день, а также следующую ночь посвятить отдыху. К тому же надлежало еще обсудить и решить два важных вопроса: относительно пищи и транспорта. Ни съестных припасов, ни мулов у путешественников не было. К счастью, теперь с ними был Талькав. Этот проводник, привыкший сопровождать путешественников вдоль границы Патагонии — один из самых умных местных бакеанос, — взялся снабдить Гленарвана всем необходимым для его небольшого отряда. Он предложил отправиться в индейскую тольдерию, находившуюся в каких-нибудь четырех милях. Там, по его словам, можно будет достать все, в чем нуждалась экспедиция. Предложение это было сделано наполовину с помощью жестов, а наполовину с помощью испанских слов, которые Паганелю удалось понять. Оно было принято, и Гленарван со своим ученым другом, простившись с товарищами, немедленно направились вслед за проводником-патагонцем вверх по течению реки.
Они шли полтора часа, быстро, большими шагами, стараясь поспеть за великаном Талькавом. Вся эта прилегавшая к подножию Кордильер местность отличалась красотой и замечательным плодородием. Одни тучные пастбища сменялись другими. Казалось, они свободно могли прокормить и стотысячное стадо жвачных животных. Широкие пруды, соединенные между собой частой сетью речек, обильно питали своей влагой зеленеющие равнины. Черноголовые лебеди причудливо резвились в этом водяном царстве, оспаривая его у множества страусов, бегавших по льяносам. Вообще пернатый мир был здесь блестящ, очень шумен и вместе с тем изумительное разнообразен. Изакас — изящные горлицы, серенькие с белыми полосками, — и желтые кардиналы, сидя на ветках деревьев, напоминали живые цветы. Перелетные голуби мчались куда-то вдаль, а местные воробьи, носясь друг за другом, наполняли воздух своим пронзительными чириканьем.
Жак Паганель был в полнейшем
Эти андо-перуанцы являются помесью арауканской, пэхуэнской и аукасской рас. Цвет их кожи имеет оливковый оттенок, роста они среднего, коренастые, с почти круглым лицом, низким лбом, выдающимися скулами, тонкими губами. Выражение их лица холодное, но не мужественное.
В общем, туземцы были мало интересны. Но Гленарвану нужны были не они, а их стада. А раз у кочевников имелись быки и лошади, больше ему ничего и не надо было.
Талькав взялся вести переговоры; на них не потребовалось много времени. За семь низкорослых лошадок аргентинской породы со сбруей, за сто фунтов сушеного мяса — карки, — несколько мер риса и несколько бурдюков для воды индейцы согласились получить, за неимением вина или рома, что для них было бы более ценно, двадцать унций золота, — стоимость золота они прекрасно знали. Гленарван хотел было купить и восьмую лошадь, для патагонца, но тот дал понять, что в этом нет нужды.
Закончив эту торговую сделку, Гленарван распрощался со своими новыми «поставщиками», как их назвал Паганель, и меньше чем через полчаса все трое были уже в лагере. Там их встретили восторженными криками, которые относились, правда, к съестным припасам и верховым лошадям. Все закусили с большим аппетитом.
Поел немного и Роберт. Силы почти уже вернулись к нему.
Остаток дня провели в полном отдыхе. Говорили понемногу обо всем: вспомнили своих милых спутниц, вспомнили «Дункан», капитана Джона Манглса и его славную команду, не забыли и Гарри Гранта — он ведь мог быть здесь где-нибудь поблизости.
Что же касается Паганеля, то он не расставался с индейцем — стал тенью Талькава. Географ был вне себя от радости, что увидел настоящего патагонца, рядом с которым его самого можно было принять за карлика.
Паганель осаждал Талькава своими испанскими фразами, но тот терпеливо отвечал на них. На этот раз географ изучал испанский язык уже без книги. Слышно было, как он громогласно произносит испанские слова, работая горлом, языком и челюстями.
— Если я не одолею произношения, то будьте снисходительны ко мне, — не раз говорил он майору. — Но кто бы сказал, что испанскому языку меня будет обучать патагонец!
Глава XVI
Рио-Колорадо
На следующий день, 22 октября, в восемь часов утра, Талькав подал сигнал к отправлению. Аргентинские равнины между 22° и 42° долготы понижаются с запада на восток — перед нашими путешественниками теперь простирался отлогий спуск к морю.
Когда патагонец отказался от предложенной лошади, Гленарван подумал, что Талькав, как многие местные проводники, предпочитает идти пешком, — это, конечно, при его длинных ногах было делом нетрудным.