Дети, которые хотят умереть
Шрифт:
— А мы не тыкаемся в кулак? — Казаков приподнялся на стуле, открыв на стене за ним иероглиф «клевета, обман, ложь» — кривое лысое дерево. — У нас всего одна наложница, которую сначала присвоил Охотников-сан, а теперь, — синие иглы Андрея впились в лицо говорившего, и Казаков быстро закончил, — а теперь тоже занята. Перебиваемся, как волки, редкой добычей.
— Что за редкая добыча? — спросил Андрей. Дайме тяжко вздохнули, головы с хвостиками поникли.
Смирнов возбужденно застучал пятками по полу и взмахнул рукой, непроизвольно
— Вот у Черных Змеев, — сказал Адам, — три десятка парней и тринадцать девочек. Коваль-сан, значит, каждому змееносцу достается самое меньшее по две девочки?
— И вовсе не две, — сказал Коваль, — наоборот, на одну девочку…
— Три! — воскликнул Казаков. — В клане Райдэна семь самураев и пять наложниц. Выходит на парня три девчонки! Предлагаю прямо сейчас напасть на клан Райдэна и забрать каждому по три наложницы!
— Да с какого демона три? — спросил Коваль.
— А сами виноваты, — бросил Глеб. — Порубили почти всех одноклассниц в пятых-шестых классах. Кто играл с вакидзаси в «Кис-Царап-Мяу» и «Рубится — не рубится»? Теперь перебиваетесь.
— Лютину-сан лучше всех, — сказал Казаков, — для него даже семиклассницы староваты.
— Казаков-сан, мне же плевать на твои вкусы, — сказал Глеб, — плевать, что ты не брезгуешь похаживать к Яве-сан.
Два ученика посмотрели друг на друга, каждый потянулся к правому бедру.
Резкие стуки сотрясли тишину, дайме обернулись к Сингенину, и лица их побледнели.
Голый клинок катаны стучал по ножке стула под новичком. Рука Андрея крепко держала пластиковую рукоять, колючий взгляд вонзался в глаза соклановцев по очереди.
— ЧТО. ЗА. РЕДКАЯ. ДОБЫЧА, — бросал новичок по слову после каждого удара.
Дайме молчали. Выхватить катану из ножен, прежде чем новичок ударит, не было шансов. Смирнов подвинулся на правую половину сиденья, подальше от острого клинка сбоку.
— Сингенин-сан, любая, — сказал Казаков. — Тебе, похоже, нравятся рыжие?
— Я больше не буду повторять, — резко сказал Андрей, и клинок взмыл вверх. Острие меча указало на иероглиф «убить, истребить, уничтожить, невыносимо, до смерти». Смирнов против воли прикрыл глаза рукой.
— Сингенин-сан, — улыбнулся Лис, — мы поговорим об этом позже.
Андрей уставился на бесцветного, но Лис неподвижно улыбался синим иглам. А затем сказал:
— Андрей, убери меч.
И Смирнов понял: ничья кровь не прольется.
Лис так часто произносил это сочетание: личное имя и приказ из двух-трех слов, и это так часто срабатывало, что у дайме выработался рефлекс подчиняться трехпалому не рассуждая.
«Ждан, съешь яблоко».
«Ефрем, возьми девчонку».
«Серали, срази наглеца».
«Глеб, оголи меч».
Каждый приказ отвечал Духу дайме, его телесным позывам и тайным желаниям. Лис отдавал десятки, сотни приказов, исходящие от них импульсы поступали в мозг дайме,
Эта связь так окрепла, что дайме вскоре наслаждались, просто исполняя приказы Лиса, любые приказы.
«Глеб, свяжи мальчишку… Глеб, выйди за дверь… Глеб, не слушай крики».
Эта связь породила у самураев новый рефлекс. Рефлекс беспрекословного подчинения.
«Серали, следи за другими дайме… Серали, следи за наложницей… Серали, следи за Стасом… Серали, докладывай мне».
И дайме возбуждались каждый раз, когда Лис называл их по имени. Противостоять рефлексу не хотелось, ведь он обещал наслаждение. И наслаждение приходило, а вместе с ним и уверенность, что будет награда.
«Адам, на колени… Адам, закрой глаза… Адам, открой рот…»
Лис прекрасно знал тайные желания дайме и удовлетворял зов нутра каждого.
«..Адам, не подглядывай… Адам, лижи, води языком… Адам, часто-часто».
Даже если приказы претили прихотям дайме, никто не ослушивался Лиса. Личное имя и два-три слова околдовывали как магическое заклинание, обещали вскоре восполнить небольшую жертву мешком яблок, дюжиной наложниц и горой вражеских трупов.
«Ждан, отдай порцию Амуровой».
«Ефрем, забудь рыжую».
«Серали, не сегодня».
«Глеб, отпусти меч».
— Позже ты мне расскажешь, — сказал Андрей.
Новичок убрал катану в ножны и словно растворился в тусклом свете ламп. Иголочный взгляд пропал, дыхание утихло, почти исчезло, а лицо с телом застыли. Взгляд Смирнова скользил по новичку, как по неживым стенам и партам, ни за что не цепляясь. Новичок словно окаменел.
— Впервые на совете дайме так тихо, — произнес Лис. — Помимо клана Красоткина, нам может грозить голод. Коваль-сан, поясни, сколько порций раздали в столовой за последние два дня.
Коваль зашуршал страницами в тетради.
— Три сотни и три десятка порций выдали на обед в субботу, ровно три сотни порций — на завтрак вчера и две сотни пять десятков порций — сегодня на обед.
— Пятые и шестые классы как самые слабые голодают третий день, — сказал Лис. — Если порций дальше будут давать все меньше, еда достанется только десятым и одиннадцатым классам. Остальные ослабеют и пробудятся от иллюзий.
Дайме молчали, только живот Рябова забурчал громче.
— Крысы в подвале, — сказал Глеб.
— Нету крыс, только сегодня проверял подвал, — вздохнул Ждан, — зато полно Черных Змеев, они крыс и выловили.
— Зачем? — спросил Глеб. — Эти гады точно не голодают.
— Усами Ахметов-сан пресытился своими наложницами, — засмеялся Казаков, — бородатая дубина возжелал мохнатых оргий.
— Говорят, Ахметову-сан нравится заставлять своих наложниц лакать сырую крысиную кровь, — поморщился Смирнов.