Дети, которые живы!
Шрифт:
– Вот так приключения сегодня, – растягивая слова, сказала Шурка, усаживаясь на горячую скамью.
– Сейчас будем греться, – распаривая веник, ехидно глянула на нас Настя.
И как хлестнула меня по ягодице – я аж взвизгнула. Все закатились смехом. Настя шлепнула Шуру, потом Шурку. Мы прятались друг за другом от кусачего веника.
Разогретые, с румяными щеками и чуть ли не парящими волосами, вышли в предбанник, надели чистую теплую одежду и побежали в дом.
Крепко поужинали и завершили вечер травяным чаем и сухарями. Укутались в теплое одеяло и улеглись в ожидании сказки, но в этот раз дедушка тонким голосом запел песню.
Утро было мрачным и сырым. Мы вчетвером ушли за грибами. Середина октября ледяным дождем смыла последние следы тепла.
Вглядываясь в полысевший лес, мы не видели ему ни конца, ни края, зато заметили, что кое-где деревья все же сохранили зеленые и пожелтевшие листья. Мы знали, что в лесу живут разные звери: и безопасные, как зайцы, и опасные. Настя рассказывала, как летом по дороге ко мне в больницу встретила волка. Хорошо, хромой был, а то закончилось бы все плохо.
Так мы по краю леса и ходили. Маслята, опята. Грибов разных набрали. В этом году настоящее изобилие. Дома и на сушку повесили, и в кадушках замочили, и в печи запекли на ужин.
Так проходил день за днем. От отца не пришло ни весточки. Но мы все продолжали просыпаться с надеждой в сердце. Заготовки на зиму спустили в погреб. Дедушка привез еще дров и ровно уложил под навесом. Медленно приближался декабрь.
Глава 5
Зима-кудесница, хоть щедра на чудеса, а кусалась морозом нешуточно. Не встречали мы еще таких холодов.
По утрам, когда ленивое солнце только трогало хмурую тень, мы занимались наукой. Настя кое-что объясняла, что-то мы сами разбирали. Случалось, что никто не понимал задание, так его и оставляли.
После занятий готовили обед. Вместе выходили во двор, освобождали засыпанные снегом дорожки, чистили в конюшне и у Марты. Кормили живность. В целом всегда было чем заняться. Мы привыкли жить с мыслью о войне, бушующей поблизости. Привыкли со всем справляться вчетвером. Даже чувства тревоги, волнения и ожидания отца спрятались глубоко в сознании и задремали, только изредка пробуждались, напоминали о себе в минуты, когда мы оставались наедине с собой.
Сегодня праздничное утро выдалось солнечным. В хате тихо шептала печь, раздавая тепло. За ночь дорожки снова замело. Мы с Шурками собирались на улицу.
Я закуталась в старую шаль, нырнула в свободный ватник. Глянула в окно, за плетеными на стеклах узорами, сверкающими на солнце, двор не увидела.
«Как это у Мороза так красиво выходит рисовать? И ледяные водоросли, и ажурные снежинки, и сосновые пушистые ветки. Вот бы так самой научиться», – думала я.
– Лида, ну быстрее, жарко же, – фыркнула Шурка, похожая на колобка в своих одежках. Она наклонилась, натянула на онучи лапти, еще отцом плетенные, казалось, вот-вот свалится на бок и покатится навстречу приключениям.
– Иду, – хихикнула я и глянула на сестер.
Шура и Шурка, хоть носили имена одинаковые, а внешне разными были. Вот и сейчас рядом стояли и смотрели на меня каждая по-своему.
Шура – двоюродная, ниже ростом, лицо немного вытянутое. Красивое. Глаза большие, нос ровный аккуратный, губки как нарисованные. Будто Варвара-краса на меня смотрит.
Родная Шурка в цветастом платке, завязанном под подбородком, напоминала матрешку. Подчеркнутые выдающиеся скулы делали взгляд строгим, но я-то знала, что душою она добрая и жизнерадостная. В этом мы с Шуркой были похожи, на то и родные.
Я улыбнулась им. Натянула растянутые лапти, закрепила на ноге тесьмой, и мы наконец-то выкатились на крыльцо. Настя лошадей, Марту и коз уже накормила. Ждала нас. Не успели мы спуститься с крыльца, она тут же вручила три лопаты и пошла к курятнику. Рассыпала по загону зерна, ловко ухватила рябую курицу за крылья и понесла ее к навесу, где дрова лежали.
Вдруг мне в плечо прилетел снежок и рассыпался, оставив белый отпечаток. Снежные брызги на щеке, пощипывая, таяли.
Пока Настя заботилась о сегодняшнем праздничном столе, Шурки решили порезвиться. Закатились звонким смехом и зарядили в меня еще снежком. В тесной одежде мне все же удалось увернуться. Зачерпнула в ладони снега, быстро скомкала и кинула в ответ. Шагнула назад. Оступилась об угол нижней ступеньки крыльца и бухнулась в мягкий сугроб. По бокам плюхнулись Шурки. Мы на миг замерли, заглядевшись на голубое ясное небо.
– Девочки, простудитесь! Вставайте! – крикнула Настя из-под навеса. – К приходу дедушки нужно все успеть!
– Ладно, ладно, – пробубнила Шурка. Встала, отряхнулась, помогла и нам подняться.
Мы взяли лопаты и разошлись на три дорожки. Шурка чистила за курятником к заднему двору. Шура – с другой стороны, к навесу. Я расчищала тропу к калитке, что вела на улицу.
Вроде бы работа согревала, а все одно мороз лизал щеки и нос. Я оглянулась: снег играл блестками, отражая поцелуи солнца. Из трубы на соломенной крыше хаты валил густой белый дым и плыл в высоту, растворяясь в небесной пучине. Еще одно зимнее чудо.
Я вспомнила прошлый декабрь, когда отец и сварливая мачеха суетились по хозяйству. А мы хватали ледянки и бежали к ложбине за деревней. Отец сам ледянки мастерил из старых плетеных корзин. Обмазывал дно коровьим пометом, обдавал на морозе водой, они тут же леденели – и готово.
Обычно у ложбины мы останавливались, глядели по сторонам. Любовались.
На белом зимнем полотне облысевшие деревья казались тенью искореженных, угрюмых чудищ. Эти чудища разбрелись и замерли, окружив деревню. А за ними виднелись бесконечные родные просторы. Наш луг, за ним – река Кшень. Ее, конечно, мы не видели, но знали, что она за бугром. С другой стороны чернел лес, где жил хромой волк. И едва проглядывалась засыпанная снегом дорога, что вела в Расховец.
С сестрами мне было весело, но в прошлые годы эта радость соседствовала с болью утраты. После похорон мамы смерть как будто затаилась на пороге нашей хаты и вскоре забрала младшую сестренку Аню. Она умерла от кори. Каково нам было с этим справиться? Наверное, мы до сих пор с этим справляемся. Жизнь все время приносила новые испытания, а мы все крепче держались друга за друга.
Потом в наш дом пришла Аглая Михайловна. Мачеха не очень-то нас любила, но мы с сестрами вдоволь дарили это чувство друг другу. Да и отец никогда не обделял вниманием и заботой.