Дети Лавкрафта
Шрифт:
и знала также, что нет слов, способных вместить в себя [оно]. Ей пришлось заставить свой разум вернуться – сюда, к земле на ее руках, к слабому проблеску жизни, бывшему Салли, потому как
…воющий свет неистовство познания…
если у нее не получится, то она станет похожа на одну из тех высохших скотин, запутавшихся в проволоке. Нет. Она – Поселенка. И вот так не умрет.
Если бы не ее Па.
Если она расскажет, сюда придут. Если соврет и скажет, что ничего не нашла, может, все равно придут.
Она потеряла лопатку,
«Вот и решила», – подумала Салли, отирая лицо. Но с тем все было в порядке.
Когда Салли снова смогла чувствовать ноги, она встала и пошла обратно к площадке за лесом.
Салли пробиралась через дюны, солнце стояло высоко в небе. Ни птиц, ни облаков, лишь бесконечное пространство взирало на нее сверху.
Когда она оказалась практически у ограды Дубортов, опять увидела движение песка: останки коровы зловеще отсутствовали, – она почувствовала, как от страха ее пробила дрожь. И тот же страх в конечном счете вернул ее к себе самой, уже не к той с небом и этим
…спуском во тьму, вглубь
…а обратно в ее дрожащее, с пересохшим горлом тело.
Она не хотела умирать. Уверена была: и теленок тоже не хотел умирать, как бы ни резало ему живот и как бы немного ни оставалось ему жить. Он брыкался, даже когда молот опустился, и страх Салли отразился в его глазах.
«Это как на лошади верхом скакать, – подумала она. – Как скакать на лошади туда, куда та скакать не желает». Уговаривая себя такими рассуждениями, она решилась сделать шаг вперед. Потом еще один. Потом еще.
Она следила за своими ногами. Если бы видела она только их, может, и не было бы так погано.
А было погано. Мерзкая зелень заглушала ей разум. Ветер дул недобро, нашептывая всякие гадости. Все ж зачем она пришла? Зачем пришла-то?
Было в Салли упорство, что шло в землю и еще дальше, в камень, в каменные слои времени. Она же ведь Поселенка, так? Тут ей самое место, или, по крайности… если вспомнить команчей, если вспомнить англичан с их ружьями… по крайности, она была тут, и не так-то легко будет ее отсюда выдворить.
Путь был долгим, по жаре. Приходилось тащить канистру, меняя руку, когда тяжесть делалась неподъемной. Шагая, она все больше и больше становилась сама собой, эти усталые мышцы тащили бултыхающееся бремя сквозь уродливое сияние зелени. Ей бы надо было Бена взять с собой. Если б Бен мог ходить, он ей помог бы. Но, с другой стороны, он тут насмотрелся бы такого, чего Салли не пожелала бы никому из семьи видеть. Увидел бы [оно]. Это уж чересчур было бы.
Наконец в полосу ее зрения попал дом. Она ждала, что ноги опять заплетаться станут, но они держались. Словно бы после пересечения ограды никакого иного выбора у нее не осталось.
На этот раз она и не подумала тратить спичку, стоя снаружи. Перекинула ногу и вошла в дом.
Когда Салли зажгла спичку, то увидела одну только жуткую зелень. Отца образина пропала.
[Оно] не могло уйти далеко, подумала Салли. Само собой, не было уверенности в том, правда это или нет. Может, это чудище быстрее, чем кажется. Может, [оно] уже прочесывает селение, по пути глотая в безумии прохожих.
Нет. Чудище было тут. Где-то.
Может, [оно] еще глубже в доме.
Волосы поднялись у девочки на затылке. Само собой, в доме же больше комнат. Дом-то был зажиточный. Теперь, когда вырост на стене оторвался и убрался, Салли разглядела даже проем, где дверь была. Разве это не знак, а? Что что-то туда убралось?
Между нею и дверью высилась беспорядочная куча растительности. Идти через нее было опасно, и не просто потому, что с каждым шагом все сильнее поднималась гнилостная вонь. По Саллиному разумению, лозы и [оно] были связаны. Она же походила на муравья, перебиравшего ножками у [оно] по руке, позволяя этому [оно] знать, где она находится.
Если [оно] найдет ее, она сумеет убить его быстрее, напомнила себе Салли. И прошла в дверь.
Воздух внутри этой комнаты был влажен и сладковато пах. Гнилостная вонь висела тут густо. И что-то еще, что-то неописуемое и неприятно режущее.
Салли чиркнула спичкой. На полу высветился темный квадрат. Из него выступала ржавая спираль лестницы.
Салли заглянула в черную дыру и подумала было бросить туда спичку. Только вдруг пламя высветит всего часть [оно]? Чудовище же будет предупреждено о ее намерении.
Так что она задула спичку. В темноте нащупала скрипящие, пугающе подвижные кольца подвальной лестницы. Пошла вниз.
Наконец добралась до пола. Она поняла это, даже еще не открыв глаза, еще до того как зажгла вторую спичку. Ей было слышно дыхание вокруг себя. Единое – из множества мест. Хрипящие вдохи и выдохи.
Салли сошла с лестницы. Нащупала крышку канистры с бензином.
Воздухом пахнуло ей на ногу. Салли осторожно убрала эту ногу, стараясь стоять поближе к лестнице. Они окружали ее со всех сторон.
И так оно и было.
Пляшущий оранжевый огонек высветил скрученные тела: люди, коровы, птицы, растения – все вперемешку. Птичьи крылья гоняли воздух по комнате. Человечьи лица вплетались в стебли лозы. Вокруг какого-то глаза распустился цветок. Салли аккуратно устроила спичку на лестнице так, чтоб та продолжала гореть.
Антенны/лозы/пальцы ищуще потянулись вперед. Салли выискивала отцово лицо. Это было единственное, что имело значение. Покалывание внизу ноги дало ей знать, что лоза ухватила ее и продолжает цепляться.
Тут она увидела Па. Помогало то, что теперь образина была похожа совсем не на ее отца, а на мешок, растянутый по какой-то другой фигуре. Что-то, как показалось, росло у него под веками.
Салли плеснула в него бензином. Промахнулась: вместо этого струйка вымочила приличный кусок лозы-стены. Скрепя сердце прислушивалась она к плеску оставшегося бензина. Ничего не поделать, кроме этого. С трудом шагнула Салли вперед и стала поливать: жуткий, чудесный запах бензина заполнял ей ноздри.