Дети луны.
Шрифт:
Одно к одному. Вот вам влияние кинопропаганды в действии. Насмотрелись страшилок про вампиров, что стар, что млад.
В приемном покое встретила меня Анна, фельдшерица, девушка молодая, но с характером твердым и решительным.
Я бы с ней в разведку пошел.
Я, может быть, еще и пойду.
– Не дает обработать рану, Корней Петрович.
– И не дам! – громко и визгливо проговорила Харитониха. – Здесь опыт требуется и знание врачебное
– Идите сюда, – сказал я авторитетным голосом. – Показывайте ранение.
Слово «ранение» Харитонихе понравилось, она подсела к перевязочному столику и размотала
Да, укушенная рана. Не очень глубокая, но доставить бед способна: человеческие зубы – кладезь инфекции.
Промыв рану перекисью водорода, наложив пяток отсроченных швов и побрызгав на совесть метрогиловым спреем, я забинтовал предплечье и велел придти на перевязку завтра к одиннадцати.
– А вакцину? От бешенства? – чувствовалось, что Харитониха готовится к скандалу.
– Это можно, – охотно согласился я. – Любой каприз за ваши деньги.
– Какие деньги?
– Обыкновенные. Российские рубли. Впрочем, если есть свидетельство санэпидстанции, что вас покусала бродячая собака, вакцина пойдет за счет обязательного медицинского страхования. А нет свидетельства – за счет страхования добровольного.
– Так я согласна – добровольно.
– Внесите тогда добровольный взнос.
– Куда?
– В кассу, как положено. Мы заключаем договор: больница проводит антирабический курс вакцинаций по вашей просьбе, вы предупреждены о возможных неблагоприятных последствиях.
– Каких неблагоприятных последствиях?
– Аллергические реакции, энцефалит, мало ли что. Но это бывает нечасто.
– Если нечасто, то давайте этот договор – и колите вакцину.
– Договор-то я могу дать, а уколю только после оплаты.
– Оплаты?
– Да. В этом и смысл добровольного страхования. Можете заплатить сразу за весь курс, а можете частями, за каждую дозу отдельно. Есть и третий вариант: если инфекционист поставит вашему мужу диагноз бешенства, то, разумеется, вас будут лечить за счет казны.
– Так пусть ставит поскорее!
– Хорошая идея. Анна, кто у нас сегодня дежурит по больнице?
– Федор Федорович.
– Вот пусть он и организует осмотр Ивана Харитоновича. Тем более, Иван Харитонович – наш сотрудник.
– Но Федор Федорович того… – Анна покосилась на Харитониху.
– Ничего, если надо, он сможет, – я записал в журнале переработку, она пойдет в оплату, как сверхурочные, век бы их не иметь. – Если что, я теперь домой.
– А как же я? – спросила Харитониха.
– Как только Федор Федорович поставит диагноз бешенства, я тут же вернусь, – успокоил я жену сторожа. – Вернусь и сделаю вакцину по всем правилам антирабической науки.
Ушел я без сожаления. Дело свое сделал, рану обработал, а вакцинировать только из-за вздорной прихоти нелепой бабы – никогда.
А Федор Федорович выпьет нашатырю с водой, протрезвеет и развеется. Ему полезно.
Федор Федорович пил, и пил крепко, но его держали. Не сколько из жалости, просто другого невропатолога поди, найди. Невропатологом Федор Федорович был отменным. Знающим, опытным и даже известным. До буржуазного переворота (или революции?) он возглавлял кафедру нервных болезней в Черноземске и, подойдя к пятидесятилетию, совершил обычный для этих лет профессорский поступок, женился на студентке. И это бы не беда, но в порыве благородства Федор Федорович (заглазно – Фе-Фе) отдал семье квартиру и сберкнижку, решив начать жизнь сызнова на всех фронтах. Время тому благоприятствовало: Фе-Фе пригласили на должность заведующего кафедры в азиатскую республику, посулив и какой-то совершенно громадный оклад сразу, и чуть ли не трехэтажный дом вскоре, а затем и звание академика той самой республики.
Он и поехал. Провожали его слезно, кафедра рыдала, клялась в вечной любви и памяти, и лишь сознание того, что большому кораблю требуется большое плавание, как-то скрашивало горечь разлуки.
Но стоило профессору приехать в братскую советскую республику, как приключился очередной переход количества в качество. Выяснилось, что освободившейся от ненавистного русского ига стране требуются кадры исключительно титульной нации, а уж об окладах, жилье и академической мантии чужеземцу и думать нечего. Чемодан-вокзал-Россия, такой лозунг вывесили над входом в университет обретшие национальное самосознание студенты.
Фе-Фе и уехал. Вернулся в Черноземск немного напуганный, немного голодный, но предвкушающий радость воссоединения с любимым коллективом.
Коллектив же отчего-то радости не испытал. Бывшее его место стало для кого-то своим, и чтобы его вернуть, требовались не только связи, но и доллары. А у Фе-Фе и рубли-то кончались. Хорошая должность в больнице тоже стоила доллары. А на плохонькую брать профессора, доктора наук, без пяти минут академика как-то не решались. Долго тянулась история трудоустройства Фе-Фе, долго – и закончилась здесь, в центральной районной больнице.
Могло быть и хуже.
Новая, молодая жена осталась где-то в Черноземске, но это уже совсем неинтересно – так заканчивал рассказ Фе-Фе после очередной попойки. Я выслушал эту историю раза три, после чего под благовидным предлогом от общения за бутылью самогона уклонялся. Не то, чтобы брезговал Фе-Фе, кто я такой, просто тягаться с ним в пьянке мне не под силу.
Одна работа как-то оживляла Фе-Фе, вот я ему работу и подкинул.
Сделал доброе дело.
Начало дежурства. Солнце только-только село за горизонт, и потому невропатолог выпить успел немного, граммов сто настойки боярышника. Еще пятьдесят он выпьет к полуночи, еще – часам к трем утра, и последнюю стопочку уже после сдачи дежурства. Проверено многажды. Снимает, некоторым образом, стресс. Но по виду не скажешь, пятьдесят граммов настойки он выпил, или пятьдесят капель.
Я столь долго думал о Фе-Фе потому, что судьба его меня и занимала, и пугала. Пройдет совсем немного времени и я, не став ни доктором наук, ни профессором, тоже буду начинать дежурства с пузырька боярышника
Я опять порадовался, что день прошел трезво. В новооткрытом обществе анонимных алкоголиков районного центра Теплое, состоящем из одного меня, подобная психологическая поддержка считается действенным средством.
Придя домой, я поздоровался с Маркизой, переоделся в затрапез, выпил стакан противного зеленого чаю (противный, а аппетит отбивает) и начал рассматривать подарки. Пистолет мне понравился куда больше баллончика. Умом я понимал, что он, пистолет, может запросто спровоцировать на выстрел из оружия настоящего, того, что с пулями. Баллончик в этом смысле предпочтительнее. Но, с другой стороны, сам вид пистолета действует на хулигана весьма отрезвляюще, а баллончик, что баллончик… Одни слезы…