Дети луны.
Шрифт:
Я бочком-бочком подошел к другому углу ледника и достал заветную баклажку. С умом достал – надев резиновые перчатки. Вдруг там отпечатки пальцев посторонние?
– Что это? – спросил капитан.
– Спирт. Видишь, не тронули. Необычно это.
– А что трогать, на ней ведь написано – «Сулема! Яд!»
Я перевел взгляд на баклажку. Да, действительно… Сам же эту этикетки и прилепил. На всякий непредвиденный случай. До чего глаз замылился…
Ракитин вернулся к леднику, а я, пристыженный, встал в уголок, пытаясь более Шерлока Холмса из себя не строить.
Хотя… Народ умен и проницателен, никаким страшным надписям не верит. Иногда и напрасно. За год трех искателей алюминиевых проводов, пренебрегших табличкой «Не влезай – убьет», поразило насмерть. По одному, в апреле, мае и ноябре. Вор непременно бы раскупорил баклажку и понюхал, чем пахнет. Обычный вор.
Но когда воруют трупы…
Я потихонечку поднялся наверх. Почти сразу за мною последовал и Ракитин.
– Дела совсем невеселые, – заявил он.
– Похищение трупа – такого в истории нашего района еще не было, – сказал Алексей Васильевич.
Вниз полез Виталик, а затем, помедлив минуту, и главный врач. Да уж, происшествие. Жена не простит, если он своими глазами не увидит пропажу покойника.
– А вот в соседнем районе, – начал было я, желая блеснуть цитатой про члена партии, но неуместность дурацких шуточек заставила оборвать фразу на полуслове.
– Что – в соседнем? – насторожился Ракитин. – Ты уже слышал?
– Да так… Нет, не слышал, предположил только, – слишком серьезный был капитан, и разговора требовал серьезного. – А что, где-то… случилось?
– Да. Но – настоятельная просьба помалкивать. Дело на контроле, – и он указал сигаретой на потолок, потом предложил:
– Закуривай.
– Когда это я курил, – помотал я головой и протянул баклажку. – Пей!
– Когда это я отказывался, – ответил Ракитин.
Пришлось наливать, благо рюмка, что хранилась в столе, пережила разгром.
Ракитин выпил, поблагодарил кивком.
– Закуски не держу, – извинился я.
– И не держи, – капитан достал из кармана конфетку. Ею и закусил. Потом вышел на порог и склонился над дверью. – Видишь, изнутри выбивали?
– Как – изнутри?
– Просто. Дерево-то сгнило, трухлявое, шурупы выскочили, – он опять встал на колени, приглядываясь к царапинам на двери, чуть даже не обнюхивая ее.
Ракитин, я знаю, о собаке мечтает, ищейке. Но все упирается в финансирование. Милиционера или медицинского эксперта мама-папа родят, выкормят, вырастят, выучат, а потом он уже и сам кормится, как может. Служебную собаку кормить нужно от рождения и до смерти. Опять же проводнику жалование… Потому капитан от нужды развил в себе наблюдательность, остроту взгляда, а иногда кажется, и чутье тоже.
Ушел он, впрочем, недалеко, и тут же вернулся.
– Слишком уж неожиданно. Всяко бывает, но чтобы украли труп, только труп, и ничего, кроме трупа… Заключение твое на месте?
Я вздрогнул. Если еще и это…
Но оно лежало в ящике стола – так, как я его вчера положил.
– И на том спасибо, – заключение он полистал, потом отдал поднявшемуся из подвала Виталию. Тот с холода тоже покусился на баклажку, а за ним хлебнул и главврач.
День начался дружно.
Фантазия моя разыгралась. Деревенский Франкенштейн, секта некрофилов, что еще?
Между прочим, не так это и невероятно – некрофилы. Но ведь не моя забота. Или моя? Мы в ответе за тех, кого вскрыли?
Странно, но отчасти я чувствовал себя именно в ответе. Если мы отвечаем за больных, отчего ж не побеспокоиться и о мертвых?
Не нравится мне это дело.
Совсем не нравится.
Еще и Маркиза ночью выла… Не одной ли цепи звенья? Вспоминая поговорку про конюшню, я притворил дверь в кадаверную и пошел работать.
В больнице на меня поглядывали с любопытством, но с расспросами не лезли. Даже представлять не хочется, какие слухи сейчас плодит коллективное бессознательное. Например, что доктор продал тело секте сатанистов, а взлом имитировал сам, для отвода глаз. Но по глупости – доктор-то наш не шибко умен, иначе сюда бы не приехал – взломал дверь изнутри. На чем и попался.
Версия не хуже других, верно? Отлично объясняет взлом, вернее, вылом двери и разбитое окно.
Возвращаясь вечером домой я заметил: в почтовом ящике что-то белеет. Счет? Рановато.
Конверт! Настоящий почтовый конверт! Я прошел в квартиру, вымыл руки. Уселся в кресло, постарался успокоиться и только потом распечатал конверт.
На двойном листке ученической тетрадки была написана одна строчка:
«Доктор! Женщина из Волчьей Дубравы – упырь!»
Глава 5
Я ждал другого письма. Года три, как ждал. Видно, не срок. Подожду еще.
А с этой бумажкой что делать? Отдать Сергиенко на предмет отпечатков пальцев. И вообще, пусть приобщат к делу.
Я посмотрел внимательнее. Не будучи графологом, все-таки рискнул предположить, что писал мне человек средней образованности, среднего возраста, среднего роста и среднего, по меркам Теплого, достатка.
Шутки шутить многие любят, так ведь конверт купить с маркою пришлось, убыток!
Положим, марка литерная, «А», без цены, следовательно, конверт мог быть куплен и раньше, хоть год назад, но расстаться с ним способен лишь человек не без достатка.
Слово «упырь» тоже не всяк знает, значит, Пушкина читал, либо Толстого Алексея Константиновича. Опять же восклицательный знак после обращения и тире перед словом «упырь» – минимум, восьмилетка.
Упырь, да? В тридцатитомной медицинской энциклопедии такого термина наверняка нет.
Я полез за «Мифологическим словарем». Хороший словарь, издательства «Советская Энциклопедия», 1991 год. Последнее «прощай» империи. Начал листать и – нашел!