Дети луны
Шрифт:
Незамеченной ей удалось пройти довольно далеко в глубь лагеря, как вдруг она услышала шум и крики. Она схватилась за тесак, думая, что обнаружена, но в этот момент несколько человек пронеслись мимо нее к палаткам, за которыми поднялась какая-то возня. Солдаты сбились в кучу, слышалось: «Бей, бей! Так его!» «Драка», — решила Адриана и хотела уже, воспользовавшись суматохой, проскочить через лагерь, однако сзади бежали еще, и ей поневоле пришлось замешаться в толпу.
— Что там? — спросили рядом.
— Конокрада поймали…
Меньше всего Адриана собиралась высовываться, но ее случайно вытолкнули
— Дорогу! Дорогу комтуру! — заорали над самым ухом, солдаты расступились, и чуть ли не из-за плеча Адрианы появился невысокий человек в черном, подбитом мехом плаще — сам Генрих Визе. Два здоровенных парня возвышались за его спиной. Рядом стоял монах-цистерианец. Визе был крепок, плотен, кривоног, одет в теплый тяжелый кафтан. Редкие темные волосы прикрывала черная скуфейка. У него было круглое широкое лицо с коротким, будто обрубленным, носом. У пояса его висел длинный меч, а на среднем пальце правой руки был надет массивный перстень с изображением солнца — знак рыцарей Святого Маврикия.
— Жив еще? — спросил он осипшим от ветра, но не лишенным приятности голосом.
Конокрада подняли и поставили на колени. Его лицо было разбито до такой степени, что невозможно было разобрать черт. Из носа и ушей текла кровь.
— Ну? — спросил Визе.
— Поймали у коновязи, — сказал широкоплечий в меховой шапке. — Троих уже отвязал.
«Я могу ударить его ножом, — думала Адриана, — тогда осаде конец… и мне тоже. Один удар — и…»
— Стали бить, а потом… словом, что твоя милость прикажет…
«…но телохранители? А если не конец? Если они не уйдут… и никто не дойдет к Аскелу? Под тканью кафтана проступал заметный живот… один удар, только один удар… нет, не за этим меня послали…»
— Посадить его на кол, — сказал Визе.
— А тот… с вечера шевелился вроде… или прикажешь добить?
— Если жив — оставь так. А этого — рядом.
Конокрад завыл неожиданно тонким голосом, его подхватили и поволокли. Адриана проводила его взглядом. Внезапно она вновь услышала голос Визе:
— Эй, ты, рыжий! Что-то я раньше тебя здесь не видел!
Она обернулась, холодея. Сомнений не было — комтур обращался к ней.
— Я конюх, — произнесла она хриплым, однако ровным голосом, — новый конюх брата Альбрехта (от пленных она знала, что такой рыцарь есть). Он, как услышал про покражу, прислал узнать.
Голубые глаза Визе все так же смотрели в ее лицо. «Если он заподозрит, я зарежу его», — отчетливо подумала Адриана. А Визе все смотрел. У него была отличная память, он гордился тем, что знает в лицо большинство своих солдат. И сейчас он просто запоминал клок рыжих волос, свесившийся на нос, ободранные руки (он и это заметил), острые карие глаза.
— Конюх, — пробормотал он, — ну, ступай отсюда… — Повернулся и тяжело зашагал назад. Большинство солдат тоже двинулось с места — посмотреть на казнь.
Адриана осталась стоять. Она еле держалась на ногах. Отдышавшись, она подняла голову и увидела, что край неба посветлел.
Рано утром из лагеря выехал небольшой обоз — трое саней, с десяток всадников и пешая обслуга. Они двигались на запад, навстречу отряду божьего брата Мутана, известного знатока осадных машин. В одной из повозок поместилась Адриана. Все произошло само собой. Еще в лагере, пока она раздумывала, как ей сюда попасть, какой-то стоящий у коновязи мужичонка стал громко жаловаться, что с вечера ушиб руку и она вся болит и распухла. Адриана, используя приобретенные по время осады познания, вывихнутую руку вправила, потом помогла запрячь тощего одра, а дальше уже никто не удивлялся ее присутствию здесь. И вот она ехала в санях, а не топала пешком по снегу, ее даже угостили куском солонины — она и не подумала отказаться, хотя это был дар врага, — еще я буду сухари свои тратить!
Возница, тщедушный, остроплечий, с грязной торчащей бороденкой, и восседавший на ворохе рогож латник вели неторопливую беседу. Адриана примостилась сзади.
— А наш-то — добрый был нынче. И пытать его не велел.
— Не иначе — в зернь выиграл.
— Да ну?
Шуршал мокрый снег. В соседних санях кто-то все время кашлял. Возница поковырял в зубах.
— Узнаю эти места. В начале зимы мы здесь шли. Только тогда прямиком двигались от Брика — вон оттуда, а теперь вкружную пойдем, через Лысую пустошь… видишь, где кусты? Там и начнется. А оврагов там…
— Я, дядя, нездешний, — лениво сказала Адриана, — объясни ты мне, почему мы сейчас напрямую не пойдем?
— Дурень ты, малый! А река?
— Какая река? Гай?
— Да Веда же!
— Так она, верно, и раньше там была.
— А лед? На Гае тоже лед, скажешь? Но там он еще долго стоять будет, а Веда — речушка поменьше, да быстрая, того и гляди, вскроется, время-то подходит! И потонуть недолго. А чем переправу наводить, быстрее обойти…
— И верно, — согласилась Адриана.
— К тому же, — добавил латник, — там, к западу от леса, Вильман, а нам с такими малыми силами рядом с Вильманом показываться не след. В тех краях где-то Аскел объявился. Сюда-то он не придет, но если что… Понял?
— Ага.
Латник начал что-то рассказывать об отце Иакове, теперешнем духовнике Визе, по слухам, отчаянном игроке, в отличие от прежнего — жуткого пропойцы, но мысли Адрианы сосредоточились на одном — как удрать отсюда? Уж одна-то она через реку переберется, только вот как удрать? Просто выскочить из саней и бежать? Выстрелят в спину без лишних разговоров — и прощай бургомистр Арнсбат! Сплести какую-нибудь историю? Или дождаться привала?
Обоз свернул влево. Дорога петляла меж редких зарослей. Несмотря на лежавшие сугробы, было видно, что местность пошла неровная. Начал падать тяжелый редкий снег.
«Это хорошо. Хуже видно». Перед ними тянулась длинная цепь полузанесенных оврагов. В одном месте был перекинут бревенчатый мост.
— Подтянись! Подтянись! — орал десятник, проезжая мимо них. Передние уже ступили на мост, за ними двинулись остальные. Внезапно впереди раздался треск. Нога одной из лошадей провалилась между бревнами. Она испуганно заржала, метнулась в сторону, пугая про чих. Ближние кинулись ее удерживать. Большинство топталось у передней повозки. Ожесточенно кричали, но что, было трудно разобрать.