Дети луны
Шрифт:
— У меня все свежее! — оскорбленно воскликнула Салли.
— Господи, да я не об этом…
За порогом Салли тихо спросила:
— Может быть, позвать экзорциста?
— Нет, — сказала сестра Тринита. Подумала и добавила: — Пока еще нет.
Кристина сидела, подперев щеку кулаком. При появлении бегинки она встала, вопросительно воззрившись на нее. Но сестра Тринита только молча оглядывала лавку, в которой, кстати, не было ни одного посетителя. В общем, у нее осталось то же впечатление, что и от жилой половины дома — чистота, порядок, средний
А потом бегинка произнесла фразу, которую Кристина меньше всего ожидала от нее услышать:
— Я хотела бы посмотреть вашу приходно-расходную книгу.
Кристина удивилась, но просьбу выполнила. Достала книгу и положила ее перед бегинкой. Листнув се, сестра Тринита заметила:
— Здесь два разных почерка. Второй — Эрика?
— Нет, мой, — с гордостью ответила девочка. — Я не просто помогала дяде. Он учил меня вести дела. Он говорил, что женщина может делать ту же работу, что и мужчина.
— Умный человек твой дядя. Возможно, через это и пострадал.
— Еще он говорил, — у Кристины на глаза навернулись слезы: — «Вот я заболею, будешь меня замещать». Он так шутил, а вот ведь как обернулось…
Ничего не ответив, бегинка уткнулась в книгу. Читала она долго, внимательно, но что при этом думала, Кристина угадать не могла. Все же ей показалось, что сестра Тринита разочарована. Это было даже обидно — будучи полностью в курсе деловых интересов своего дяди, Кристина точно знала, что книга в полном порядке. Неожиданно бегинка спросила:
— Кстати, у твоего дяди есть кровные родственники?
— Нет. Точно нет.
— А если он, не дай бог, умрет, кому достанется наследство?
— Не знаю…
— Скорее всего, тебе. Ты — ближайшая по степени свойства. А поскольку ты не в том возрасте, чтобы распоряжаться состоянием и недвижимостью, они перейдут под опеку твоего отца. Он же, насколько я понимаю, сейчас в очень стесненных обстоятельствах…
Кристина сглотнула.
— Вы что, подозреваете, что это я…
— Нет. — Голос сестры Триниты был очень мягок, невозможно было поверить, что именно она недавно рычала на окружающих в комнате больного. — Просто я хочу сказать, что твое желание избавить отца от долговой ямы может осуществиться самым неожиданным образом…
— Но ведь я этого не хотела! Не хотела, чтоб… я люблю дядю…
— Я понимаю…
Больше она ничего не успела произнести. Вошла Салли.
— В чем дело? Он очнулся?
— Нет… Но уже поздно… Сестра, вы останетесь у нас на ночь?
— Да.
— Тогда я скажу Эрику, чтобы он запирал дом и лавку.
— Хорошо. И ложитесь спать. Все трое. Вы достаточно измучились. А я проведу ночь у постели вашего хозяина.
Вместе с домоправительницей они вернулись в спальню. Уже совсем стемнело, но видно было, что больной спит. Пока бегинка стояла у постели, Салли запалила свечи в тяжелом бронзовом подсвечнике, предварительно плотно закрыв ставни — за не погашенный свет в бюргерском доме в поздний час городские власти могли сорвать крупный штраф.
Сестра Тринита кивнула ей.
— Ступай отдохни. Я буду здесь.
Как только за домоправительницей закрылась дверь, сестра Тринита шагнула к конторке. Принялась осматривать ее и простукивать. Нащупала ящик и попыталась вскрыть. Однако ящик был заперт. Тогда сестра Тринита вернулась к своей сумке и вытащила оттуда маленький ножик с узким и чрезвычайно острым лезвием. Перекрестилась и взломала замок.
В ящике лежала самодельная тетрадь в кожаном переплете Она была исписана тем же почерком, каким было сделано большинство записей в приходной книге.
— Господи, прости меня, грешную, — пробормотала сестра Тринита и принялась читать.
Первой на рассвете в спальню поднялась не Салли, а Кристина.
Сначала она взглянула на неподвижное лицо больного, потом — на бегинку, сидевшую в кресле с высокой спинкой. Свечи в шандале сгорели почти полностью. Бегинка молча показала девочке то, что держала в руках.
— Ты когда-нибудь заглядывала в эту тетрадь?
— Нет. Иногда я видела ее на столе у дяди, но думала, что это какие-то деловые заметки.
— Это его дневник. Вернее, не дневник, а разрозненные записи… да, скажи мне, когда умерла твоя тетя?
— Три года назад.
— Слава Богу, хоть это здесь ни при чем… А ты живешь здесь полгода.
— Пять с половиной месяцев, — уточнила Кристина.
— Ладно. Я не буду тебе это читать. Достаточно уже, что я влезла не в свое дело. В чем и отвечу перед Богом и своим духовником. Но, чтобы не терзать твое любопытство, скажу: в общем, ты все угадала правильно. Речь идет о женщине… Твой крестный узнал ее немногим больше года назад. Он нигде не называет ее имени, но, судя по всему, это знатная дама. И живет в Лауде. Он был у нее в доме, они… — сестра Тринита замялась, подыскивая слово, прозвучавшее бы уместно в устах особы духовного звания при беседе с юной девицей.
— Ну, я поняла, — быстро сказала Кристина.
— Потом между ними что-то произошло. Они расстались. Он продолжал любить ее и, вероятно, любит до сих пор…
— Вы считаете, что проклятье на него навела она?
— Да.
— Выходит, он как-то ее оскорбил?
— Не знаю. Из дневника следует, что дело обстояло как раз наоборот.
— Но это его точка зрения, мужская. А колдовство здесь сугубо женское. Но вот ведь в чем дело: он пишет, что с тех пор видел ее еще несколько раз. Уже в нынешнем году. Ты имеешь представление, кто это может быть?
— Нет… Он никогда и словом не обмолвился. Он ведь человек очень сдержанный… был.
— А вдруг ты видела ее, но не обратила внимания?
— С тех пор, как я здесь живу, в дом не приходила ни одна женщина.
— Может быть, в лавке?
— Это возможно… там бывают дамы, и довольно важного вида… только как мы узнаем, кто из них — та самая?
— Подумай. Не было ли чего-нибудь странного, не обычного, что ты могла бы забыть?
Вошла Салли с подносом в руках. На подносе стояло несколько чашек.