Дети Мафусаила. Уолдо. Магия, инк.

Хайнлайн Роберт Энсон

Уолдо еще раз вытянул палец и нежно дотронулся до птицы. Та явно испытывала удовольствие от прикосновения и перебралась к нему на палец.

— Ну все, хватит, Ариэль. Лети назад, домой.

Птица вдруг начала петь «Песню колокольчиков» из «Лакме».

— Нет, Ариэль, иди спать, — нежно сказал Уолдо, помахав пальцем.

Канарейка оторвалась от пальца. Несколько мгновений она висела в воздухе, потом начала стремительно бить крыльями, чтобы взять правильный курс и набрать нужную скорость. Затем, сложив крылья и поджав лапки, пулей ринулась туда, откуда появилась.

— Джимми хотел кое о чем поговорить с тобой, — заметил после паузы Гримс.

— Очень

рад, — лениво отозвался Уолдо. — Но, может, мы сначала пообедаем? Вы проголодались, сэр?

«Может быть, с сытым Уолдо иметь дело легче, чем с голодным?» — подумал Стивенс. Кроме того, и желудок давал знать, что не мешало бы его чем-нибудь заполнить.

— Да, проголодался, — ответил Стивенс вслух.

— Прекрасно.

Им подали обед.

Стивенс так никогда и не смог догадаться, приготовил ли Уолдо еду сам, при помощи бесчисленных уолдо, или где-то в доме были слуги, сделавшие все необходимое. Современные методы приготовления пищи были таковы, что Уолдо вполне мог все делать самостоятельно. Стивенс, например, готовил себе сам, не говоря уже о Гримсе. Однако про себя он отметил, что при первой же возможности нужно будет спросить дока, есть ли в доме прислуга. Впрочем, он тут же забыл о своем намерении.

Обед появился в специальном контейнере на конце длинной телескопической трубы с пневматическим приводом. Прямо перед ними контейнер остановился и, издав легкий вздох, раскрылся. На саму еду Стивенс не обратил внимания: она была достаточно вкусной и ничем особенным не отличалась. Все его внимание было приковано к тому, как она подавалась. Бифштекс Уолдо парил прямо перед ним. Он отрезал куски при помощи кривых хирургических ножниц и отправлял в рот изящными щипцами.

— Теперь почти невозможно получить хороший бифштекс, — заметил он. — Этот — жесткий. Бог свидетель, я плачу достаточно. Но и поводов для жалоб достаточно тоже.

Стивенс промолчал, считая, что его бифштекс слишком мягок — он просто распадался на части. Джеймс пользовался ножом и вилкой, хотя нож был совершенно излишним. Казалось, Уолдо и не ждал, что гости воспользуются его невероятными методами еды и утварью. Стивенс ел из тарелки, стоявшей у него на колене. Следуя примеру Гримса, он время от времени наклонялся над ней и слизывал пищу прямо с поверхности. Сама тарелка была предусмотрительно снабжена небольшими острыми зубцами на поверхности. Жидкость подавалась в небольших мягких сосудах, снабженных сосками. Все вместе это напоминало бутылочки для грудных детей.

После окончания трапезы утварь и недоеденная пища исчезли в контейнере.

— Хотите закурить, сэр?

— Спасибо.

И Стивенс увидел, какой должна быть пепельница в невесомости: длинная труба с приемным отверстием в форме колокольчика на конце. В трубе создавался режим слабого всасывания, как в пылесосе. Поэтому когда пепел стряхивался, его сразу затягивало вовнутрь.

— Так вот, насчет этого вопроса, — начал Гримс. — Джимми — главный инженер Североамериканской энергетической компании.

— Что?!! — невероятно напрягшись, вскричал Уолдо. Грудь его вздымалась и опускалась. Он полностью игнорировал Стивенса и обращался только к Гримсу.

— Дядюшка Гус, ты хочешь сказать, что ввел в мой… мой дом представителя этой компании?

— Не распаляйся. Расслабься, черт побери! Я тебя не раз предупреждал, чтобы ты не делал ничего, что повышает кровяное давление, — Гримс подплыл к нему и несколько старомодным жестом взял за запястье: добрый старый доктор, измеряющий пульс. — Дыши медленнее. Что это ты пытаешься сделать, а? Устроить себе приступ?

Уолдо пытался высвободиться, сбросив его руку, однако это был довольно жалкий жест: старик раз в десять превосходил его силой.

— Дядюшка Гус, ты…

— Заткнись!

Все трое несколько минут молчали. По крайней мере двое из них испытывали неловкость. Гримсу, очевидно, было наплевать.

— Так, — наконец сказал он. — Уже лучше. А теперь успокойся и послушай меня. Джимми — хороший мальчик. Он никогда ничего плохого тебе не сделал. И он себя хорошо вел все время, пока мы здесь. Ты не имеешь никакого права быть с ним грубым. И совершенно неважно, на кого он работает. Если честно, ты должен перед ним извиниться.

— О, нет, не надо, док! — запротестовал Стивенс. — Боюсь, что меня здесь приняли за кого-то другого. Извините, мистер Джонс. Я не хотел, чтобы все так получилось. Я пытался все объяснить, когда мы только прибыли.

По лицу Уолдо было невозможно что-нибудь определить, кроме одного: он пытается изо всех сил контролировать себя.

— Все в порядке, мистер Стивенс. Мне жаль, что я вспылил. Совершенно справедливо: мне не следовало переносить на вас ту вражду, которую я испытываю в отношении ваших работодателей. Да простит меня Бог, но я совершенно не испытываю к ним любви.

— Я знаю. Однако мне очень печально услышать это от вас.

— Меня обманули! Можете вы это понять? Обвели вокруг пальца и как! При помощи самых жалких псевдо-юридических уловок, которые когда-либо…

— Тихо, Уолдо!

— Прости, дядюшка Гус, — он продолжал, однако голос его звучал уже не так резко. — Вы ведь знаете о так называемых патентах Хатауэя?

— Да, конечно.

— «Так называемых» — слишком слабо сказано. Этот человек — обыкновенный механик. А патенты — мои.

Версия Уолдо в том виде, как он ее изложил, содержала достаточно разумные доводы, подтвержденные большим количеством фактов. Стивенс это чувствовал, однако версия эта была достаточно субъективной и пристрастной. Может быть, Хатауэй и работал, как бездоказательно утверждал Уолдо, только в качестве обслуживающего персонала, наемного ремесленника — не более. Но сейчас это трудно было доказать. Не осталось ни контракта, ни каких-либо бумаг на сей счет. Человек этот запатентовал несколько изобретений, и они очень напоминали изобретения Уолдо. Вскоре после этого Хатауэй умер, и его наследники через своих агентов продали изобретения фирме, каким-то образом связанной с Хатауэем. Уолдо заявил, что именно фирма и заставляла Хатауэя воровать изобретения Уолдо, вынудив его наняться к нему на работу. Но фирма перестала существовать, а ее имущество было продано Североамериканской энергетической компании. САЭК предложила полюбовное решение вопроса. Уолдо предпочел подать иск и проиграл.

Даже если Уолдо и был прав, Стивенс не видел никаких возможностей для руководителей САЭК на законных основаниях возместить Уолдо убытки. Служащие высшего эшелона корпорации были попечителями вкладов своих пайщиков. Если бы дирекция САЭК вдруг попыталась отдать собственность, которая рассматривается как имущество корпорации, любой вкладчик мог бы наложить запрет на эти действия или потребовать возмещения своей доли.

Так, по крайней мере, считал Стивенс. Однако он не был юристом. И это нужно учитывать. Самым важным было то, что ему нужна помощь Уолдо, а тот затаил сильную злобу против фирмы, на которую работал Стивенс.