Дети Мевы
Шрифт:
– Вот, дура!
Я осторожно вытащил осколки и, раскручивая крепления, отцепил небольшой меч, чуть длиннее традиционного даккарского. Потрогал лезвие. Не даккарская работа, но хорошая. И конец хорошо заострён... Только надо, чтобы наверняка. Трус! Чего ты тянешь?!
В комнату с размаху влетели Морена, Нандрель и ещё какая-то неолетанка.
– Чёрт! Роджер, брось оружие! Нандрель, Димуана, оставьте нас! И Фику захватите.
Я сделал шаг назад, поудобнее перехватив меч. Одно сильное движение…
– Оставь меня одного! Я не собирался трогать эту женщину.
– Оставить?! Ага, чтобы через полчаса найти здесь
– Это моё дело! Тот слой позора, которым я покрыт, смывается только кровью!
– Тот позор, о котором ты говоришь, от твоей смерти никуда не денется! Ты в центре событий. Так получилось, что эти события закрутили именно тебя. Не было бы тебя, они бы так же закрутили другого сына Даккара. Я всё равно тогда бы привезла на бой в Чашу самого симпатичного чемпиона. И он всё равно бы проиграл. И всё равно бы все СМИ трепали бы его имя вдоль и поперёк. Только ему, скорее всего, не удалось бы подставить меня и вывести из игры. Возможно даже, у него не хватило бы сил пережить всё это и остаться гордым, как ты. И Свободные земли смеялись бы ещё над хрупкостью Даккара. Возможно, даккарцы и воспринимают самоубийство очищением, но жители этих земель считают его трусостью. Убьешь себя сейчас и дашь им возможность ещё и посмеяться!
Я опустил оружие. Из глаз текли слёзы. Слабак! Расплакался, как ребёнок!
– Но быть твоим рабом позор не меньший!
– Чушь! Ты не раб мне! Я назвала тебя мужем, а не рабом! Понимаю, что на даккарский, может, это и переводится как-то похоже, но на местных языках это очень разные понятия. Я назвала тебя своим человеком, в смысле, человеком из моей команды. Семья, в нашем понимании, – это самая крепкая команда. Неолетанки способны предать друзей, сестёр, мать, взрослых детей, но неспособны предать тех, кого называют своей семьёй. Единственное, что может заставить неолетанку обнажить меч, это угроза её семье. И в первую очередь эта семья состоит из мужчин, названных ею мужьями.
Я кулаком утирал глаза. Юбля! Что-то прорвалось во мне. Как будто не выдержало давления всего, что накопилось... Морена стиснула меня, обнимая, без усилий забирая оружие.
– Роджер, мне более ста лет. Полсотни из них я имею право завести семью. Но ты первый мужчина, кого я согласна принять в свою команду. Да, я командую. Но ты достойный помощник. Я бы никогда не сделала этого без твоего согласия. Я была согласна ждать твоего согласия столько, сколько нужно. Но, прости, я не могла допустить, чтобы тебя расстреляли!
– Почему мне кажется, что ты просто опять ловко вывернула истину.
– Перестань уже подозревать меня во вранье. Я уже не играю против тебя. Всё! Мы уже играем заодно.
Я тщетно старался взять себя в руки:
– И за что мы играем?
– Помнится, я обещала что, если ты поедешь со мной, выступить в защиту Даккара. Конечно, авторитет мой сейчас сомнителен, но я, по мере сил, собираюсь выполнить своё обещание.
– Твои оговорки сразу наводят на мысль, что сил у тебя вдруг может оказаться очень мало.
– Я сделаю всё, что смогу, и ты будешь принимать в этом самое непосредственное участие. Так что, могла я сделать что-то или нет, сможешь судить из первых рук. Я не собираюсь ничего от тебя скрывать. Вся информация, которой я обладаю, для тебя будет доступна. Традиции Арнелет разрешают мужчине вникать в любые вопросы, связанные с его ами, и присутствовать в любом месте, где она находится, кроме отношений с другими мужчинами.
– Морена, если ты меня опять обманешь...
– Роджер, всё, заканчиваем паранойю! Ты учишься доверять мне. Я тоже, между прочим, рискую многим, но между тем собираюсь полностью доверять тебе. И ещё! Мы уже как-то договаривались, что для тебя меня, при любых обстоятельствах, зовут Марика.
Мне, наконец, удалось как-то успокоиться. Чёрт, второй раз у неё на руках сопли развожу. Глупо, конечно, спрашивать себя, за что мне всё это. Но порой эта мысль просто грызёт мозг. Чем я так провинился перед богами?
– И что теперь? Ещё одна публичная церемония моего позора?
– Ну, столь пафосно я бы этот приём не назвала. Приятным он, конечно, будет вряд ли. Но никаких ритуалов там уже не будет. Просто интриги и игра на публику и прессу.
– И что я там должен делать?
– Лучше, если ничего. Мы просто оденем тебя прилично по местным меркам. И твоей главной задачей будет просто никого не бить. Просто присутствовать и внимательно слушать.
– Прилично!? В рабских тряпках с размалёванной рожей?! – я представил себя с тряпкой на лице, размалёванными глазами и губами, и с новой силой возжелал сдохнуть прямо на месте.
– Так! Я помню твоё отношение к местной моде. Во-первых, "тряпку на лице", эта штука называется Сшафа, ты носить не будешь. На планете, где я родилась и выросла, мужчины не закрывали лиц, и я имею право перенести этот обычай в свою семью. Натянуто, конечно, но букве писания не противоречит. Во-вторых, я понимаю, что тебе не нравится косметика, но её не обязательно должно быть много. Да и заплаканные глаза, по-моему, смотрятся хуже. А под подводкой этого не будет видно.
Она взяла меня за плечи, выводя из библиотеки:
– Пошли. Я, знаешь ли, по жизни занимаюсь политикой. А это значит, что ты теперь тоже, однозначно, занимаешься ею. А в политике такие мелочи, как внешний вид и суждение прессы, имеют очень большое значение. Так что сейчас мы сделаем всё так, чтобы никто не смог подкопаться. Мы их всех уделаем!
Глава 18
Марика:
На дикий визг Фики мы выскочили все втроём. Блин! У меня аж сердце в пятки ушло. Роджер, в чём был. То есть в полотенце на бёдрах и браслетах на руках. Снимает короткий меч из моей коллекции оружия королей династии Аливца. А в глазах такая чернота... Как чёрные глаза могут стать ещё черней?! Сколько ненависти, боли, отчаянья. Срочно что-нибудь придумать! Уговорить?!
– ...Возможно, даккарцы и воспринимают самоубийство очищением, но жители этих земель считают его трусостью. Убьешь себя сейчас и дашь им возможность ещё и посмеяться! ...Ты не раб мне! Ты человек из моей команды!
Чертёнка прорвало. Из чёрных глаз градом покатились слёзы. Бедненький, сколько боли в тебе накопилось!
Блин! Читала же я отчёты маньячки Урсуданы: хрупкие и склонные к суициду. Я с ума сойду, если он убьет себя. Сегодня же договориться о приёме в центре дистанации. Никакие деньги не измерят ценности его жизни для меня. Ну, чем тебя успокоить? Что ты сочтешь достаточно ценным, чтобы это перевесило твой "позор"?