Дети Мевы
Шрифт:
Она пришла радостная, просто сияющая, я ведь позвал её сам. Без пререканий села в кресло, на которое я указал:
– Ты хотел поговорить?
Нужно сказать так, чтобы она поняла. Не приняла это как вызов, воевать с ней я не хочу. Не восприняла как каприз или необдуманное решение.
– Марика, я хочу прекратить отношения с тобой. Я никогда, ни за что не вернусь в твой дом.
– Теперь-то я чем тебя обидела?
Абсолютное непонимание.
– Не теперь. Ты обижала меня на протяжении последнего года. Просто теперь у меня пропал стимул притворяться.
В
– Я и не надеялся, что ты вдруг начнёшь это понимать. Просто отпусти меня!
Удивление сменилось злостью:
– Это ты к собаке-Артемиде намылился? Ты мне слово дал!
– И я намерен это слово держать. Успокойся. Чемпионку я не хочу видеть так же, как тебя. А заодно с вами обоими и весь САП.
Марика откинулась на спинку кресла. В глазах её читалась решимость и упрямство. Это плохо! Нужно её успокоить… Каким я, оказывается, стал скользким за это время.
– Марика, ты же не садистка по натуре. Не люблю я тебя! Настаивать будешь? Я попробовал жить с тобой, даже подыграл тебе. Ничего, кроме отвращения, у меня это не вызывает. Отпусти.
Я не спорил с ней, я просил. Спорщики вызывают у неё азарт, просители скуку. А мне сейчас просто позарез надо было стать для неё скучным. Фраза - «Не люблю» - задела её. Это была очень понятная ей терминология.
Марика погрустнела. Меланхолия ей не идёт, да и вообще, делает её слабой, но сейчас это мой способ отбиться. Она усмехнулась:
– Ты же не знаешь, что, вообще, значит - «люблю»!
– Марика, прошёл почти год, я во многом разобрался. Я не люблю тебя!
Марика:
Неделя началась на подъёме: красные платья хранительницы гармонировали с моим внутренним «я», доходы росли, горизонты покорялись. Мальчик, которого я выкрала на маленькой планетке, куда мы ставили энергоузлы для порталов, не стал упрямиться и подарил мне целый месяц самой искренней нежности. За что я с самыми добрыми пожеланиями оплатила ему учёбу в колледже и отпустила.
Дани смешно поприпиралась с журналистами, ругая их за вмешательство в её личную жизнь. А потом, видимо, разум взял над ней верх. И она вдруг, собрав пресс-конференцию, объявила, что, действительно, приглядела себе в мужья мальчика даккарской крови, только к армии Даккара малыш никакого отношения не имеет, и вообще, вырос и воспитан в традициях САП. И, да, она хранит ему верность, оберегая его чувства, потому как таковы её убеждения.
Вечером за чаем Алина проболталась, что никакого романа у матери нет. И вообще, история достаточно туманна.
– Но она ведь, насколько знаю, реально показала некого даккарского мальчишку журналистам?
– Да, она взяла сына у матери Артемиды. Помнишь, был скандальчик, что у той один из наложников даккарец? Так вот, это его сын. Мальчишке всего лет четырнадцать, как раз подходящий возраст для Дани: есть время заняться воспитанием пока подрастёт.
– Она возьмёт мужа без любви?
Фати посмотрела на меня, будто я вновь подросток:
– Марика, все когда-нибудь взрослеют, и твоя мать не исключение. Хороший бойкий мальчик. Хорошего возраста. А значит, и любовь придёт. Да и Дани, кажется, верит, что его ей дали боги. Столько сплетен было, что она влюблена в некого юного даккарца, а тут он как раз на голову свалился. Разве можно спорить с богами? Да, к месту пришлась эта сплетня. Так бы Дани ещё лет десять от семьи бегала.
Я усмехнулась про себя: кажется, развлекаясь с прессой, я спровоцировала мать найти себе нового мужа.
Финалом этой эпопеи везения был звонок Роджера:
– Я хочу поговорить с тобой. Приезжай.
Надо ли говорить, что в Кострах я появилась максимально быстро. Успела заказать хорошего вина на вечер и шепнуть Тэме, что, возможно, приедет Роджер, чтобы приготовили вкусного.
Чертёнок был собран и очень серьёзен. Жестом указал мне сесть. Скорее всего, решил обсудить условия сосуществования. Давно пора! Я же не варвар, понимаю, что ему нужна некоторая свобода. Он у меня не домашний зверёк, а очень даже дикий. Тем более даккарцы его простили, ордена вернули. Признали искусным шпионом. В этом, честно говоря, я с ними согласна: мозги у него вёрткие, только шпионажем и политикой с такими заниматься.
– Марика, я хочу прекратить отношения с тобой. Я никогда, ни за что не вернусь в твой дом. Не люблю я тебя! Я попробовал жить с тобой, даже подыграл тебе. Ничего, кроме отвращения, у меня это не вызывает. Отпусти.
Что вызвала у меня эта фраза? Шок, треск, обвал всего, что было выстроено. Погребена под развалинами, растоптана, уничтожена.
– Ты же не знаешь, что, вообще, значит - «люблю»!
– Марика, прошёл почти год, я очень во многом разобрался. Я НЕ ЛЮБЛЮ ТЕБЯ!
Зачем же так прямо?! Так грубо?! Так жестоко, безвыходно?! Я могла бы пойти на уступки: свобода, война, сотрудничество с даккарцами… Но любовь нельзя выторговать! По крайней мере, то, что я считаю любовью!
Не то чтобы он когда-нибудь говорил, что любит меня. Он, вообще, такого слова не знал. Он любил спать со мной. Любил моих женщин. Любил мои возможности. И я готова была верить, что его отношение ко мне и есть выражение любви. Что просто она у него так выглядит… Что там, глубоко, он любит меня… Ну, он же спас меня от Энастении. Он же, единственный, бросился меня искать! Зачем, если он не любит меня?
– Роджер, ты так обиделся за ту мою выходку с Артемидой? Прости, пожалуйста… Ну, что мне сделать, чтобы ты простил?
– Дело не в этом. Я не любил тебя НИКОГДА! И, Марика, я этого не скрывал. Я просто подыграл тебе, чтобы ты получила власть для спасения Даккара. Ничего больше не было! Что мне сделать, чтобы ты меня услышала и отпустила?
Я смотрела на него, такого родного, каждая чёрточка, каждый шрам на запястьях… Ведь я была тебе нужна? Ведь я тогда поверила в это!
Я протянула руку:
– Хорошо. Коснись меня, я буду знать, что ты говоришь именно то, что думаешь.
Он испуганно взглянул на мою руку: