Дети оружия
Шрифт:
Бандит с котелком, надетым на манер каски, встал позади Снулого. Сендер подпрыгивал на ухабах и трясся, поэтому пришлось держаться. Другой рукой бандит поднял винтовку и выстрелил вслед беглецам. Конечно, пуля ушла далеко в сторону, а расстояние, отделяющее дикарей от погони, медленно росло. Здесь не было дороги — сплошные кочки и заросли колючки. Манисы неслись длинными прыжками, с хрустом сминая жесткие выгоревшие побеги. Вот они миновали пустырь и вылетели на поле, покрытое щетиной ровно скошенной стерни. В руках у нескольких всадников полыхнули огни, светящиеся точки разлетелись, выписывая широкие дуги, — дикари подпалили свертки
Леван заорал, перекрывая грохот:
— Стой! Стой! На подворье сворачивай! Все равно не догоним! Стой!
Мотоциклетка снизила скорость, вслед за ней стали притормаживать и сендер с отставшим фургоном. Описав дугу, они подъехали к проломам в ограде фермерской усадьбы. Леван оглянулся — перед холмами, там, где уже начинался пологий подъем, лежала густая тень, наездники выскакивали из полосы дыма и тут же ныряли в тень, как в тяжелую стоячую воду. Совсем мало. Значит, другие группы уходят в стороне, рассыпались на кучки, людоедские морды, бегут порознь, теперь их не настичь.
Когда фургоны покатили во двор, сендер остался снаружи. Снулый поднялся с сиденья и взялся за приклад «гатлинга». Стволы смотрели вслед убегающим дикарям.
— Ты чего не стрелял? — крикнул сквозь бойницу Кудря.
— Далеко, не попал бы, — медленно ответил Снулый. Последние слова он произнес уже вслед прокатившему мимо прицепу.
Во дворе мотофургоны встали. Леван, хватаясь за приваренные к броневым листам скобы, спустился на землю. К нему подошел Кижан, это было его подворье. Совсем недавно пивовар казался вполне счастливым и довольным собой, но сейчас от того веселья не осталось и следа. Ограда его хозяйства была разрушена, сараи горели, один уже превратился в груду обугленных обломков, торчащих из развороченного грунта. Дом уцелел, подожженная пакля тлела на воткнувшихся в стены стрелах, одна ставня была наполовину оторвана и косо висела на единственной петле. Из окна выглядывал бородатый мужчина — батрак Кижана. В дом дикари пролезть не успели, но, видно, не очень-то и стремились, их больше тянуло к припасам съестного, а это добро лежало в сараях. Вот сараи в основном и пострадали.
Бандиты по одному спрыгивали из кузова и расходились по двору, оценивая разрушения.
— Вот и попили пива, — бросил один. — Кижан, в этом сарае варил-то?
Хозяин мрачно кивнул. В уничтоженном сарае как раз и была пивоварня. Он подкатил на грохочущей бочонками повозке немногим раньше атамана, но сам, конечно, не рискнул врываться на подворье и отгонять грабителей — выжидал, пока дикари уберутся. Теперь он мысленно подсчитывал убытки и тосковал по разрушенным постройкам, которые своими руками поднимал. Наконец Кижан обернулся к атаману и с раздражением спросил:
— Чего ж не погнался за кочевыми, а? Ведь они совсем рядом были. Что ж ты им уйти дал?
Леван как раз оглянулся и увидел, как солнце пропадает за дальним холмом. Наступали сумерки, и живо представилось, как он преследовал бы по степи уходящих налетчиков, как всматривался в темноту, как прислушивался бы, не зашелестят ли над головой широкие черные крылья… От этой мысли у него будто кусок льда
Леван медленно поднял руку, поглядел на пальцы, судорожно сомкнувшиеся на пистолетной рукояти, потом понаблюдал, как Кижан ворочается в пыли, отхаркивается и сплевывает кровью. Страх немного отпустил, Леван перевел дух. Все во дворе притихли, все таращились на него — бандиты, домочадцы Кижана, которые как раз вылезли из дома. Бородатый работник даже рот разинул.
— Будешь еще у меня ответ спрашивать, и не так приголублю, — пообещал Леван. — Ты с кем заговорил, подумай! — Повернулся и, четко вбивая каблуки в пыль, пошел к прицепу.
Следом потянулись и остальные. Женщины сбежали с крыльца, стали поднимать Кижана, тот все утирал окровавленную бороду и всякий раз, проведя ладонью по губам, смотрел на руку, будто снова и снова изумлялся виду собственной крови.
— Поехали обратно, пока не стемнело совсем, — рявкнул Леван водителю. — У меня еще в усадьбе дела остались…
На обратном пути он сидел мрачный. Глядя на него, приуныли и остальные. Сперва бандиты обрадовались: не нужно драться, дикари сами убрались, вот и повод для веселья. Однако, косясь на Левана и вспоминая его внезапную вспышку ярости, они не решались проявлять довольство.
Когда вкатили в ворота усадьбы, Леван пошел к выходу, и его люди притихли, замерли на лавках вдоль бронированных стен, даже ноги под себя подобрали. Во дворе было тихо и пусто. Солнце село, и Дуля спрятался под крышей — когда начинало темнеть, он боялся открытого пространства. Леван и сам чувствовал нечто в этом роде, потому сразу устремился в дом.
Дуля встретил его в зале и нарочито бодрым голосом спросил:
— Ну как? Прогнали кочевых? Много в этот раз настреляли? — Нарвавшись на тяжелый взгляд атамана, он сразу скис и попятился, бормоча: — А у нас тут полный порядок, тишина и спокойствие… Леван, что было-то? Что там в другой стороне полыхало? Кочевые? Или чего случилось?
Атаман, не отвечая, прошел мимо, и Дуля торопливо бросил ему вслед:
— Доставщик-то под замком сидит! Все в лучшем виде! В погребе я его запер!
— Доставщик? — Леван только теперь вспомнил о Чаке. — Мелкий этот? Завтра ему допрос устроим по всем правилам. Узнаем, что он за доставщик и почему в тот самый день объявился, когда кочевые напасть решили.
— Мутант он, потому и мелкий такой! — тут же подхватил Дуля, держась на порядочном расстоянии от Левана. — Это дикари его подослали!
Тем временем вслед за атаманом в зал вошли остальные, участвовавшие в вылазке. Один из бандитов рискнул подать голос:
— Я слыхал про этого доставщика. Вроде дирижабля у него или еще чего.
Леван обернулся, и чересчур смелый бандит даже отступил на шаг, такой тяжелый взгляд был у атамана.
— Дирижабль? — повторил Леван. — Тогда ему кочевые не помеха, он вполне мог проскочить сюда… Да и мы, пожалуй, смогли бы…
Тут его взгляд упал на окно. Вид быстро темнеющего неба, как обычно, вогнал атамана в тоску. Страх, о котором он на миг позабыл, увлекшись мыслью о доставщике на дирижабле, снова зашевелился в животе. Захотелось к Сане, к ее теплым объятиям, в которых можно забыться и не думать о страхе.