ДЕТИ РОССИИ
Шрифт:
На одной из небольших станций, где остановился эшелон, неожиданно начался воздушный налет. Пленных выпустили из вагонов и погнали к лесу. Иван никогда не мог понять, почему немцы во время бомбежек старались загнать пленных в укрытие, ведь по логике должно быть иначе: чем больше погибнет узников, тем меньше хлопот немцам. Видимо, тут играла роль чисто немецкая аккуратность - сколько принял при отправке, столько обязан и сдать.
Вой самолетов над головой заставил Ивана упасть на землю - сработал инстинкт самосохранения. И вовремя. Грохнул взрыв. Иван почувствовал, что его словно режут пополам -так беспощадно прошлась по нему ударная волна. Одновременно
– Бежим!
– Нет, - покачал тот головой и грустно улыбнулся.
– Не выдержу я, тебе лишь помешаю, ты беги один, - он, видимо, так ослаб, что было уже все равно, где погибнуть - под взрывами бомб или в лагере. Для него гибель будет избавлением от мук.
– Прости, друг, - Иван прикоснулся к рукаву солагерника и пополз прочь, услышав сзади слабое: «Удачи тебе, товарищ!»
Скользнув в очередную воронку, Иван увидел еще одного пленного, спросил и его: «Бежим?»
Тот согласно кивнул. Они побежали, что было сил, прочь от эшелона. Пустынными, развороченными взрывами улочками, беглецы выбрались из городка, и только в лесу, отбежав от него на приличное расстояние, рухнули на землю. Познакомились. Неожиданного попутчика Ивана звали Дмитрием Старостиным*. Он прекрасно знал немецкий язык, и это, они рассчитывали, должно было помочь им в пути. Главное, сейчас надо как можно дальше уйти от городка, пока охрана не спохватилась и не стал искать беглецов. Отдохнув немного, определили восточное направление и пустились в путь.
Шли беглецы ночами, днем отсыпаясь где-нибудь в укромном месте. Оба прекрасно помнили, что говорили возвращенные в лагерь после побега: ни в коем случае не обращаться за помощью к немцам - выдадут, поэтому надеялись они только на себя, на свое везение. Продукты тоже добывали тайно, в основном - картошку. И как ни осторожничали, однажды чуть не попались.
Как- то на лесной полянке они увидели небольшой домишко, но, прежде чем войти в него, долго мокли под дождем, вглядываясь в округу, нет ли чего подозрительного, и, убедившись, что сторожка пуста, зашли. В сторожке они нашли немного продуктов и одежду, которая была как раз впору Старостину. Поев, они разомлели в тепле, и надо же такому случиться, что на эту же самую сторожку набрели двое немецких солдат.
Немцы, наверное, тоже не ожидали встретить кого-либо в сторожке, тем более, русских. Они остолбенели в первый момент, а потом старший, ему было лет сорок, он был ранен в руку, скомандовал:
– Ан дэр ванд! Вер зинд зи? К стене! Кто такие?
– Мы пленные. Нас везли в Мюнхен, - объяснил Старостин, - но в пути попали под бомбежку. Оставшихся в живых собрали в колонну и повели пешком. А тут опять налет, мы бросились в лес, а когда вернулись на дорогу, там уже никого не было. Вот и идем к Мюнхену, как приказано. Мы уважаем немецкие законы и порядок.
Молодой солдат злобно прищурился:
– Не в Мюнхен вы идете, а в Москву!
– Что вы! До Москвы далеко, да и нет нам резона возвращаться туда, мы же сами в плен сдались еще в начале войны, нам охрана доверяла, - вежливо ответил Старостин.
– Где в плен попали?
– старший был настроен миролюбиво и даже предложил закурить.
– Я под Сталинградом, а он, - Старостин показал на Ивана, - под Минском.
– Я был в Сталинграде, пока не ранили. Русские там здорово воевали, - старший произнес это уважительно.
– Кури, Иван.
Жидков вздрогнул: откуда он знает его имя? Потом опомнился. Для немцев Иван - все равно, что русский, как для них Фриц - немец. Он вежливо отказался от курева, а Старостин с наслаждением затянулся.
Иван немного подумал и достал из сумки алюминиевый портсигар, который подарил ему один из друзей, чтобы вещицу и на хлеб обменять. Портсигар Иван показал немцу. Тот повертел его в руках, одобрительно хмыкнул и переложил туда сигареты из своей круглой коробки. Потом полез в ранец, достал сало и хлеб, отрезал по куску и отдал Жидкову.
Пока не кончился дождь, Старостин все беседовал с немцем. Наконец, небо посветлело, дождь прекратился, и немец поднялся.
– Генюк. Эс ист хох цайт! Абер зи геэн инс Мюнхен! Ладно. Нам пора идти. А вы идите в Мюнхен, - и усмехнулся.
Кто были эти немцы? Дезертиры? Или просто не захотели грех на душу в конце войны брать, чуя конец своего рейха?
Они шли две недели, пока не наткнулись в лесу на чужие танки. Чьи? И не свои, и не фашистские. Стали осторожно наблюдать за ними из кустов, пока не поняли, что танки - американские. Выходит, они все-таки выбрались на свободу!
То был день 25 апреля 1945 года.
После разговоров и похлопываний по спине, американцы отправили беглецов, в поселок интернациональных рабочих насильно привезенных в Германию. Он был большой - несколько десятков бараков, где находились сербы, болгары, поляки. Их привели в барак, где жили семеро русских, таких же, как и они, бывших пленных. Все они были страшно измождены - кожа да кости, но очень счастливые. Увидев своих, Старостин и Жидков едва не расплакались.
Первые дни друзья, ошалевшие от свободы и сознания, что таиться нет необходимости, бродили по поселку, по лесу. А поскольку американцы снабжали их продуктами в достатке, они стали понемногу поправляться.
Одежду раздобыли в раздевалках заброшенного химического завода, на котором раньше работали и многие славяне, обосновавшиеся в поселке. Во время первых воздушных налетов немецкий персонал был так спешно эвакуирован, что на заводе осталось много полезных вещей. Именно поэтому русские решили наведаться в заводскую лабораторию и попробовать отыскать спирт, чтобы отпраздновать Первомай. Удача от них не отвернулась - спирт они отыскали.
Выйдя во двор, расположились на солнышке. Откуда-то прибрели двое американцев, тоже, видимо, желавшие выпить в уединенном месте - у них было вино и закуска. Они тут же присоединились к застолью русских. Смех и веселье их длилось долго, и лишь под вечер русские вернулись в поселок.
На следующий день оказалось, что трое из них очень плохо себя чувствуют. Ивану было намного легче, потому что он пил вино, его и послали в деревню за молоком. Но молоко не помогло - двоих отправили в госпиталь, а третий умер. Оказалось, что пили они этиловый спирт. Долго думали, что написать на самодельном памятнике. И придумали: «Умер от фашистских мук».
Американцы - веселые разбитные парни. Солдаты запросто могли обратиться к командиру по имени. В свободное от службы время «глушили» спиртное. А воинская дисциплина и субординация для них явно ничего не значила. Однажды пьяные солдаты такому же пьяному командиру опалили усы. Было смешно видеть, как паленый майор распекал всех подряд подчиненных, не зная точно, кто над ним так жестоко подшутил.