Дети Шини

Ида Мартин

Тем же вечером папа неожиданно сказал:

– Тоня, ты завтра в школу не пойдешь. Я взял выходной, и мы поедем с тобой на коньках.

– Странный ход. С чего бы это?

– Нужно тебя как-то встряхнуть. С тех пор как ты вернулась домой после этой своей самоволки, я тебя не узнаю. Ходишь печальная, молчишь или витаешь где-то.

– Типа, раньше я была веселая и заводная? Хохотала с утра до вечера?

Он

и видел-то меня по три часа в день.

– Вот, пожалуйста, ещё и злишься на ровном месте. Я просто предлагаю погулять и развеяться.

– С Решетниковыми?

– Нет, конечно, - папа стойко проглотил мою шпильку.
– Только ты и я. У мамы наметился очень важный договор.

– Ну, хорошо, - сдалась я.
– Завтра у нас никаких контрольных, а два последних урока - физкультура.

В парк Горького мы добирались долго из-за пробок, казалось, что всем жителям Москвы в этот день срочно понадобилось куда-то ехать.

Я возмутилась, а папа пояснил, что ничего удивительного в этом нет, и они с мамой каждый день так на работу ездят. А вечером ещё хуже, поэтому до дома, порой, они добираются часа два, а то и больше. И велел приготовиться к долгой поездке. И я приготовилась. Достала телефон и полезла в ВК, но он строго посмотрел на меня, отнял телефон и кинул его на заднее сидение.

– Хватит. Я же взял отгул. Значит, и ты можешь на время отложить свои дела. Как успехи в школе?

– Как обычно.

– Подтянула, наконец, свою физику?

– Не особо.

– Как же ты собираешься по ней ЕГЭ сдавать?

– А я и не буду сдавать физику.

– В твоём институте отменили физику?

– В моём институте? Ты даже не знаешь, куда я собиралась.

– Куда-то, где нужно кроме математики сдавать физику.

– Я передумала туда поступать.

– То есть как?

– Мне теперь биология нужна.

– На что тебе сдалась биология?

– Я на психолога пойду. Детского.

– Тоня, что за блажь? За полкопейки в школе сидеть? Кому нужны эти психологи?

Папа не то, чтобы расстроился, скорее был озадачен нелогичностью происходящего, как если бы стрелки часов вдруг начали двигаться в другую сторону.

– В том-то и дело, папа, что никто никому не нужен, и никто ничего не замечает.

– О чем вообще речь?

– О том, что всё взаимозависимо и взаимопроникновенно.

Папа

изобразил, что из-за моих слов стреляет себе в висок. Я попробовала объяснить.

– Короче, я не хочу, чтобы взрослые, такие, какие они сейчас, лечили детей от своих же болезней. Это нечестно и несправедливо. Это не наше поколение такое, а ваше. Потому что вы слишком погрузились в себя и зациклились на своей нормальности.

– Откуда такие мысли? Я в твоём возрасте ни о чем подобном и не думал.

– Только не обижайся, пожалуйста, но как вы можете нас воспитывать, если сами не знаете как правильно? И от этого всё становится таким запутанным, что даже начинает казаться, что в какую сторону не шагни, всё бессмысленно. А мне бы хотелось, чтобы люди не чувствовали одиночества, ненужности и страха оттого, что им предстоит в этом жить.

– Боже, Тоня, ты стала идеалисткой? Никогда бы не подумал.

– Нет, папа, я реалистка. Я живу в этом и вижу, как вы убиваете нас, нашими же руками. Навешиваете ярлыки, сваливаете всё в одну общую кучу и изо всех сил доказываете нам какие мы уроды и дебилы.

– Ну-ну, - насмешливо ухмыльнулся папа.
– А вы правда уроды и дебилы?

– В том-то и дело, что нет!

– Тогда докажите обратное, что вам мешает?

– То, что это ваш мир, и вы в нем устанавливаете свои правила.

– А по каким, интересно, правилам ты собираешься кого-то воспитывать?

– По другим. По хорошим.

– Знаешь, Тоня, когда мне было столько же, сколько и тебе, я тоже считал, что взрослым и, в первую очередь моим родителям, плевать на меня.

Я жил совсем в другое время, тебе даже сложно представить в какое. Просто в другое. Когда я ходил в детский сад, у нас из девяти мальчиков трое носили совершенно одинаковые куртки - синие с красным, другие трое просто темно-синие.

У пары ребят были очень похожие коричневые пальто и только один ходил в куртке совсем не похожей на остальные - в перешитой отцовской.

Но тогда это никого не беспокоило, это вообще было неважно, и какое-то время было неважно, только потом вдруг начались перемены. Союз распался, и вся страна стала перестраиваться на новый лад.

И уже когда я ходил в третий класс у пятерых пацанов были новые, разноцветные куртки, а в шестом - у всех, кроме одного, который всё равно ходил в перешитой отцовской куртке. Я не знаю как сейчас, но тогда подобное было очень унизительно.

Неожиданно, в один прекрасный день, люди разделились на "богатых" и "бедных". Во всяком случае, у детей это было очень сильно заметно.

И моя эта ненавистная куртка сразу говорила всем о том, что мои родители "бедные" и неудачники. А я - нищий.