Дети Шини

Ида Мартин

– Спасибо, - сказали мы в один голос.

– А от такой ученицы нам, конечно, избавляться придется.

– Как избавляться?
– не поняла Настя.

– Ну, как, сейчас закончит свой девятый и пусть катится на все четыре стороны.

Кто знает, чего она может учудить в следующий раз.

– Нет. Зачем? Не нужно, - запротестовала Сёмина.

Я никогда не видела Матери Терезы, но если бы она выглядела,

как Настя я бы ничуть не удивилась.

– А вот это решать не вам, - завуч двинулась дальше по коридору, негодующе качая головой и приговаривая:

– Какая ужасная девочка. Какой страшный человек!

И мы видели, как по дороге ей попалась учительница физики и завучика не переставая качать головой, принялась ей что-то энергично втирать. И голова у физички вскоре тоже начала негодующе покачиваться. Было ясно, что к следующему уроку об этом будут знать все.

– Ну, наконец-то, - вздохнул с облегчением Петров, когда мы на большой перемене сидели все в столовой.
– Амнистия.

– Угу, - Марков напихал за обе щеки кашу, и с трудом пережевывал.
– Мне уже математичка сообщила, что пятерку в четверти выставит. Но я сказал, чтобы не вздумала.

– У тебя и так пятерка во всех четвертях и в году, - заметил Герасимов.

– За неё-то я и бьюсь. Если нахаляву поставит, то я перестану напрягаться и скачусь аж до четверки.

– А я даже не знаю, как себя вести, - пожаловалась Настя.
– Со мной все резко стали разговаривать. Я к такому не привыкла. И про побег расспрашивают и про Ворожцову.

– Будут сильно допекать, зови меня, - предложил Петров.
– Я им такое расскажу...

Мне же болтать с ними было некогда, нужно было срочно переписать конспект по обществознанию, который мне вдруг снисходительно дала одноклассница.

Я сидела, спокойно писала и вдруг неожиданно поняла, что они больше не разговаривают. Никто больше не разговаривает. Как будто вся столовая замерла, так что было даже слышно как на кухне кипит вода.

Осторожно подняла голову. Перед нашим столом стояла сама Кристина Ворожцова, и все смотрели на неё как на материализовавшийся капищенский призрак.

– Привет, - тихо поздоровалась она.

– Привет, - ответили Настя и Петров.

– Я решила не выкладывать тот второй ролик.

– Мы и не рассчитывали, - ответил ей Марков.

– Я записала другой. Решила, что и так уже всем плохо и не нужно, чтобы было хуже, - сказала Кристина.
– В нем я просто извинилась и попросила прощения.

– Какая скукота, - Петров изобразил, будто зевает.
– Такое и смотреть никто не будет.

– А как же твоя благородная миссия? Идея?
– съязвила я.

– Это ерунда и не вспоминай.

– Но ты ради этой ерунды умереть собиралась, - Настя осуждающе покачала головой.

– А чего вообще пришла-то?
–

неожиданно грубо выступил Герасимов.

Кристина замялась:

– Хотела разрешения спросить, можно ли это выложить.

– Нам-то какое дело? Ты и в прошлый раз особо не спрашивала, когда гадость выкладывала. А сейчас мы должны возражать против справедливого и честного извинения?

Марков был прав, странно, что ей понадобилось это наше разрешение.

– Да, она пришла не за этим, - ответил за Ворожцову Петров.
– Понятно же.

– А зачем?
– удивился Герасимов.

Они говорили так, словно Кристины тут и не было вовсе.

– Это она так прощение просит и пришла мириться, - пояснил Петров.

Герасимов посмотрел на Кристину:

– Ну, тогда пусть просит.

И он, показывая пальцем на нас по очереди, начал перечислять.

– Я прощение просил, Сёмина просила, Петров просил, Осеева просила, Марков просил. Теперь твоя очередь.

– Ничего я не просил, - возмутился Марков.

– Заткнись, - зашипела на него я, и он притих.

– Я уже Тоне и Егору говорила, что мне очень жаль.

– Ну, уж нет, ты обвиняла нас всех, теперь у всех и проси, - Герасимов был несгибаем.

Тогда Кристина в волнении захлопала глазами, глубоко вдохнула воздух и очень громко и очень отчетливо на всю столовую сказала:

– Ребята, извините меня, пожалуйста, я поступила очень глупо и не подумала о том, чем это может обернуться. Хотите, я на колени встану?
– подбородок у неё дрожал, было видно, что она готова это сделать.

– Не, на колени это лишнее, - сказал Марков, и мы с ним переглянулись, вспомнив одно и то же.

– Да, конечно же, мы тебя прощаем, - тут же затараторила Сёмина.
– И не нужно ничего больше выкладывать, нам и так нормально, а Интернет про это уже и забыл. Там же в одном городе пять восьмиклассниц одиннадцатиклассника ногами избили, до сотрясения мозга, и ещё один пацан от несчастной любви повесился и записку кровью написал. Так что всем есть, что обсуждать. Петров прав, никто тебя уже смотреть не будет, больше месяца прошло. К тому же никто не умер, и никто не виноват.

Все были согласны с Настей и начали собираться, а Кристина так и стояла в растерянности, а потом осторожно спросила:

– И что же мне теперь делать?

Мы неуверенно замялись, а Герасимов снял с плеча рюкзак и протянул ей:

– На вот, можешь понести.

И Петров так громко засмеялся, что англичанка, сидевшая за учительским столом, сделала нам замечание.

Мы пошли на выход, и как раз вместе с нами стала выходить вся компания Подольского. Они, видимо, до этого сидели и слушали наш разговор.