Дети Шини
Шрифт:
– Да ты, Петров, и начал, - сказала Настя.
– Ты всегда в школе такой.
– Какой это такой?
– Вечно носишься со своей камерой и замечаешь людей только когда тебе нужно их снять.
– Нууу, - Петров задумался.
– Может, отчасти ты и права. Потому что для меня люди - это в первую очередь объект искусства.
– Искусства?
– насмешливо хмыкнул Марков.
– И вот те свои горе-видеоролики, ты называешь искусством?
Настя
А потом Амелин заметил, что слово "искусство" произошло от слова "искушение", и они начали спорить про это.
Но сколько я не пыталась вернуться к той точке размышлений, на которой остановилась, ничего не получилось, и я так погрузилась в методичное прокручивание в голове этих вопросов, что кажется, действительно задремала.
Потому что в какой-то момент, Петров закричал прямо мне на ухо:
– Тоня! Заснула что ли? Уже пятый раз спрашиваю, почему тебя так назвали?
– А, ну это в честь маминой бабушки - Антонины, - сонно пробормотала я. Она партизанкой была. В лесах пряталась и поезда подрывала, ей даже награды за это дали.
– О, ну точно, - засмеялся Марков.
– Теперь понятно в кого ты такая боевая. Так и вижу тебя с гранатой в руке.
– Сомнительный комплимент, - эта шутка Маркова заставила меня окончательно проснуться.
– Не люблю её. Она - предательница. Всего через пять лет после окончания войны, взяла и уехала жить в Германию.
– Странно как-то, - Настя сидела на спальном месте Герасимова, скрестив ноги по-турецки и ровно выпрямив спину.
– Вот, именно. Там у неё в деревне немец какой-то был, который знал, что она партизанка, но не сдал. И она тоже в него влюбилась, и когда война закончилась, он разыскал её и позвал к себе. У мамы даже письма его остались, и она почему-то считает, что это жутко романтично. Типа, любовь сильнее войны. А я думаю, что это полный бред, потому что человека любят за характер и поступки, а какие уж там поступки, можно себе представить.
– Ну, почему?
– Петров задумчиво пожал плечами.
– Бывает же так, что у людей просто башню сносит. Любовь зла, слепа и всё такое.
– За красоту любят и за доброту тоже, - сказала Настя.
– Я, вот, твою прабабушку понимаю.
– У неё до войны даже жених был, который остался жив и потом хотел на ней жениться, но она его послала и выбрала фрица.
– Да, ладно, Тоня, не бери в голову, - Марков махнул рукой.
– Это гормоны всё. Помнишь, мы про животных спорили? Партнера выбирает не сознание, а подсознание, и не по виду или поступкам, а по запаху. Так испокон веков в природе устроено.
– Ты вообще можешь себе представить, какие-то другие виды любви?
– возмутилась Сёмина.
– Глупости, - фыркнул Марков.
– Ты просто ещё маленькая.
–
– Не беси меня, - пригрозил Марков.
Но она уже почувствовала свою любимую тему и не собиралась её упускать:
– Я с тобой принципиально не согласна. Любовь - это состояние души, а не какой-то там запах, это чувства: радость, добро, сопереживание, свет.
– Даже если оставить в стороне гормоны и рассматривать чисто социальное явление, - Марков готов был спорить по любому поводу, - то тогда это просто потребность в том, чтобы кто-то послушно выполнял то, что мы от него хотим, думая, что сам этого хочет. И всё. Без каких-то этих розовых соплей.
– Не правда, когда ты по-настоящему любишь, тебе ничего не нужно от человека. И ты не просишь ничего взамен.
Они сошлись не на жизнь, а на смерть.
– Я тоже думаю, что это чистый эгоизм, - вставил свои пять копеек Петров.
– Желание всё контролировать в жизни другого человека и требовать, чтобы он постоянно был рядом.
– Не обязательно рядом, - глаза Сёминой возбужденно горели.
– Человека можно любить и просто так, на расстоянии, правда, Тоня?
После этого её обращения, у меня по спине поползли мурашки, предчувствуя неладное.
– Возможно.
– Как это "возможно"? Ты сама рассказывала, что целых три года была влюблена в Як..., в Як...
Сообразив, что ляпнула глупость, Семина осеклась, но было поздно.
– О!
– Петров радостно взъерошил пятерней волосы.
– Вот это новости.
– А что?
– Марков встал, чтобы подкинуть в камин дров.
– Это очень даже заметно, и моей теории про гормональную совместимость не отменяет.
Абстрактная тема любви тут же была позабыта.
– Тоня? Ты чего? Стесняешься что ли? Да, брось, мы ему не скажем, - Петров подмигнул так, что сразу стало ясно, это будет первое, что он сообщит Якушину.
– Мало ли кто в кого был влюблен. Я, например, училку по русскому любил.
– Ольгу Леонидовну?
– единственное, что я смогла из себя выдавить.
– Она же толстая.
– Вот, видишь. Это такая ерунда.
– Ерунда?
Я вспомнила, как бегала по школе в надежде встретить его на перемене в коридоре, как рыскала в соцсетях, выискивая фотки на страничках его одноклассников, потому что ему самому было пофиг на соцсети, и придумывала разные истории о том, как мы, наконец, познакомимся. Но этого не происходило, и я сидела, тупо уставившись в стенку, и думала, что счастья никогда больше не будет или, валяясь на полу, слушала самые грустные на свете песни и пыталась не вспоминать, как он любезничает с другими девчонками.