Дети Шини
Шрифт:
– Чё, правда?
– лицо Петрова озарилось восторгом.
– Отвечаю.
– А ты оказывается, опасная, - Петров восхищенно и одновременно насмешливо посмотрел на меня, выглянув из-за камеры.
– Вот, видишь, Сёмина, что любовь с людьми делает, - Марков развернулся к Насте и поучительно помахал перед ней пальцем, точно сейчас доказал теорему.
– Говорю же - животная страсть.
И тут они все начали заливисто и громко смеяться,
– Так, Тоня, ещё позлее лицо сделай, - от смеха Петров еле удерживал камеру.
И это было последней каплей.
Я молниеносно вскочила и со злости пнула сидящего ближе ко мне Маркова в бок. Он завопил, начал извиваться и кататься по полу, придуриваясь, что ему очень больно. Тогда я ударила посильнее, и он взвыл уже по-настоящему.
А у Петрова началась настоящая истерика, упал на матрас и давай там биться в конвульсиях, выть и всхлипывать.
Я схватилась за камеру, пытаясь вырвать у него из рук, но он вцепился и стал тянуть на себя.
Понятное дело, Петров был сильнее, и я уже замахнулась, чтобы отвесить ему подзатыльник, но тут ко мне подскочил Амелин, больно схватил за локоть и попытался оттащить.
Однако в такие минуты меня лучше не трогать, наверное, он просто ещё об этом не знал, и я, стремительно развернувшись, закатила ему такую звонкую оплеуху, что аж Марков вскрикнул.
На секунду наступила тишина, все резко перестали смеяться и уставились на Амелина, а он на меня. С очень серьёзным таким лицом, непроницаемым, карие глаза как будто остекленели, словно я не пощечину ему влепила, а пырнула ножом.
Затем мрачно сказал:
– Надеюсь, тебе было так же приятно, как и мне. Давай ещё раз.
Он с силой схватил мою руку и хлёстко ударил себя.
– Можешь бить меня в любое время, когда тебе захочется. А других не трогай. А то в один прекрасный день найдется тот, кто даст сдачи. И тогда ты узнаешь про боль, гораздо больше, чем тебе хотелось бы.
И вдруг я почувствовала себя истеричкой и ужасной дурой, ещё большей, чем Настя, громящая винные запасы.
Стыд переполнял меня целиком, изнутри рвалось нечто яростное, но совершенно беспомощное. Я отлично знала это мечущееся щемящее чувство, едкой горечью закипающее в горле и ненавидела его всем сердцем. Призвала на помощь гнев, но от него уже ничего не осталось, только мелкая, постыдная жалость к себе от захлестнувших непозволительных эмоций.
– Это ещё что, - отпустив меня Амелин резко повеселел.
– Я как-то раз влюбился в подругу моей сестры. Точнее я думал, что влюбился.
И когда она к нам приходила, очень стеснялся, садился где-нибудь в углу комнаты и смотрел, как они болтают. В конце концов, Мила это просекла и начала надо мной прикалываться. Направо и налево про
Ей же, похоже, нравилось, что я за ней как щенок ходил, так что она постоянно при других гостях со мной сюсюкалась и специально смущала: то обнимет, то на колени сядет. А она и без каблуков была меня на голову выше, с ногами до ушей и убедительными такими формами. Когда по улице шла, то обязательно все мужики оборачивались.
– Да, ладно тебе заливать, - скептически поморщился Петров.
– Да я не про то, - отмахнулся Амелин.
– Просто как-то раз, Мила взяла меня с собой на свадьбу к их друзьям, а там ведущий затеял какие-то конкурсы.
Вызвал к себе пятерых девушек и попросил каждую выбрать себе партнера, который ей будет помогать. Ну, Диана, недолго думая, ради общей хохмы взяла и позвала меня. А потом мы услышали условия конкурса.
На полу расстелили по пять газетных листов, и каждая пара должна была протанцевать, каждая на своей газете, дольше остальных.
Все взрослые мужики тут же похватали своих женщин на руки и вперед, а я стою такой, как столб и пытаюсь сообразить, что же делать мне.
Но Диана не колебалась ни секунды, просто сказала "ты же сильный" и как сама заскочит.
Я пытался устоять на месте, но ничего не вышло, тут же вперед повело. И дело было не в неожиданности, я просто физически не смог бы её удержать. Так что мы с приличным грохотом рухнули посреди зала.
И больше на конкурс никто не смотрел, потому что следующие десять минут гости рыдали от смеха, то и дело, просматривая в своих телефонах повтор этого эпического момента.
Мне даже за себя не было так стыдно, как за то, что я поставил в такое положение Диану. К тому же она руку себе отшибла и потом два дня работать не могла. Одним словом это было позорно и унизительно. Но зато всё. Любовь как рукой сняло.
И в то же мгновение, как только Амелин договорил последнее слово, снизу послышался глухой, требовательный стук в дверь.
==========
Глава 36 ==========
В полной уверенности, что, наконец, вернулись Герасимов с Якушиным, мы с Петровым наперегонки помчались вниз. Он обогнал меня совсем немного и первым распахнул входную дверь.
Из холодной темноты зимней ночи нам навстречу шагнул крупный, заметенный снегом человек в широкой камуфляжной куртке, толстых утепленных штанах и сапогах по колено, на плече у него висело ружьё.
– Добрый вечер, - вежливо поздоровался он.
– Могу ли я поговорить с хозяином дома?