Дети Силаны. Паук из Башни
Шрифт:
– Тани Аноис, наша звезда, наша прекрасная отрада. Она покорила весь высший свет своим умом и несравненной красотой, и в будущем она засияет еще ярче, я это знаю.
– Очарован, – улыбнулся Ганцарос.
– Восхищен, – зачем-то добавил я. – Дорогая бабушка, не откажетесь ли взглянуть на мою горничную, раз уж пришли? Она притомилась и никак не может прийти в себя.
Алфина поджала губы, испытывая приступ жгучей ненависти к презренному ублюдку, но на Себастину посмотрела. Нахмурилась, потом брови ее изрядно приподнялись.
– Она жива и здорова, но отчего-то не слышит меня. Инчиваль сказал, что
– Юное дарование не справилось? А я думала, что хорошо обучила вас, тан л’Файенфас.
– Вы превосходный учитель, тани л’Мориа, но вашему ученику все еще не хватает опыта, – улыбнулся он в ответ.
– Я вас не виню. Вижу, что вас смутило.
– Что? – встрял я.
– Это чары не регулярного порядка, Бриан. Это персональный подход.
Я надел каменную маску спокойствия, чтобы не дать слишком уж явно понять, что ни черта не понял. Но от Алфины ничто не может укрыться.
– Не простое заклинание, а специально составленное для определенной личности. Иными словами, специально для твоей… горничной. Кто другой и не прочихался бы, а вот она свалилась. Как выглядел побочный световой эффект?
– Красная… молния? Шипящая красная молния, я бы сказал.
– Шаровая или ветвистая?
– Ветвистая.
– Странно. Очень странно. Я вижу астральную клетку из черной паутины, которая охватывает твою прислугу гибким, но непроницаемым каркасом, усыпляя все ее активные жизненные процессы.
– Маг был очень опытен.
– Судя по остаткам его астрального потока, да, очень. Где произошел основной выброс силы?
Получив ответ, старая кобра уползла прочь, чтобы попугать магов-криминалистов своим присутствием и лично изучить место преступления. Однако вернулась она сама не своя от страха. Да-да, именно так, великая Алфина, могучая и всесильная, была напугана до дрожи в коленках. Разумеется, она не пережила бы, если бы поняла, что я рассматриваю ее эмоции, потому я притворился, что заинтересован тем, что мне говорил Аберлейн. Это оказалось действительно интересно.
– О, кофе! Спасибо!
Мелинда, получив благодарность, покраснела, спряталась за поднос, и мелкими шажками засеменила прочь. На ней были очки.
– Честно говоря, происшествие в вашем доме не подняло меня с кровати. Мы были в музее истинных искусств, представляете…
– Там произошло ограбление.
– Да… А как вы… Хотя в музее может произойти только…
– Грабители забрали что-то кроме малдизской маски демона Тхаранны?
– Откуда вы?..
– Инспектор, не отвлекайтесь.
– Да… простите. Они взяли маску, уродливую, насколько я могу судить по описанию…
– Тхаранна, аватара Кальвишшиани. В Махатриптхате он был царем андаров, добрым и мудрым, но, потеряв возлюбленную семью… Прокляни меня Силана!
– Тан л’Мориа?
– Тхаранна пребывал в радости и благоденствии, правил добром и любовью, царь-мудрец. Для малдизцев слово «мудрец» значит много больше, для них мудрецы – святые люди, познавшие тайны бытия и наделенные почти божественной силой. Тхаранна был идеализированным добрым правителем, о котором мечтает каждый человек, пока Санкаришма не отнял его семью, спасая от наводнения деревню. Так сошлись дороги судьбы, что встал выбор между женой и детьми Тхаранны и жизнями нескольких сотен невинных людей. Санкаришма абсолютно справедливый бог, он выбрал меньшие жертвы, спасая многих. Убитый горем Тхаранна помутился рассудком, ибо даже силы мудреца небезграничны, он не мог победить смерть и не мог выйти на бой с настоящим богом, чтобы отомстить. Тогда к Тхаранне пришел Кальвишшиани и сделал безумного царя своей аватарой. Впоследствии Тхаранна натворил много ужасных дел, неся волю злого бога, насаждая смерть и разрушения всюду, где ступала его нога, но многие добрые герои в Махатриптхате, противостоя Тхаранне, не ненавидят его, а сочувствуют ему, ибо он, творя зло, сам страдает.
– Бриан, у этой твоей мало уместной лекции в историю малдизской мифологии есть какой-то смысл? – устало спросила Алфина, производя какие-то манипуляции над моей горничной.
– Я разве не сказал, что на моем давешнем госте была довольно уродливая маска?
Тишина. И в ней разорвалась заметная только для меня бомба страха. Алфина в ужасе, и это не преувеличение, не будь у нее стального слитка вместо души, она бы, возможно, потеряла сознание. Может быть, я и параноик, но, кажется, моя дорогая бабушка знает что-то, чего не знаю я.
– Из нашей короткой беседы я уяснил, что мой гость имеет большие претензии к Мескии. Он сильно ненавидит целую страну за то, что она лишила его дорогих и близких… людей? Я не знаю, к какому виду он принадлежит. Видимо, мой ум ржавеет, я узнал маску сразу, совсем недавно видел ее в музее, но не сразу опознал, что это маска Тхаранны. А между тем параллели были ясны, потеря семьи по вине неумолимой силы, которой нельзя противостоять. Однако вопреки всему он, как и Тхаранна, поднял оружие и поклялся уничтожить непобедимое божество.
– В качестве божества выступает Меския.
– Совершенно верно, инспектор. Великая и непобедимая, всемогущая и беспощадная Меския, которая, подобно верховному богу, диктует свою волю всему миру и от чьей воли порой страдают простые смертные.
– Тан л’Мориа, если позволите, чем там закончилось?
– В Махатриптхате?
– Да, в этой самой… Прости, Все-Отец, можно язык сломать!
– Тхаранна нашел пути, обрел оружие, способное убить бога, так называемый Зеркальный Меч. Он чуть не погубил Санкаришму, но был остановлен в одном-единственном шаге. Тхаранна умер, сожалея лишь о том, что не может вспомнить лица своих возлюбленных, тех, из-за кого он ступил на путь мести. И хотя перед смертью Тапуричвани, светлый витязь Санкаришмы, простил своего врага, зло, содеянное им, было непоправимо.
Возникла пауза, в течение которой все обдумывали услышанное, а я следил за оттенками страха, испытываемого старой коброй. Я почувствовал себя кладокопателем, который забрался глубоко под землю, добрался до золотой жилы, но тут у него сломалась последняя кирка, а за новой придется идти несколько дней. Только мое положение куда хуже. Старуха ненавидит меня, она говорит со мной лишь по необходимости и шипит при любом звуке моего голоса. Если я посмею, хотя бы попытаюсь заговорить с ней о чем-то, что она скрывает, кобра просто закроется в панцире отрицания, а поскольку она – это она, Алфина сможет просто приказать мне убраться прочь, и мне придется подчиниться. Внутрисемейная иерархия у нас жестче армейской дисциплины.