Дети сингулярности

Мелкоу Пол

Я поспешила подавить свои чувства, но остальные все же успели их уловить. Я тут же закрылась наглухо, однако укоризненный запах Кванты, а потом и Мануэля уже просочился в меня… Я бросилась к лесу, и звеньям моей цепочки ничего не оставалось, кроме как последовать за мной.

Отзвуки их злости мешались с моим чувством вины. Мне хотелось ругаться, кричать, драться… Мы все были наделены сексуальностью, и вместе, и порознь, но… Я весь вечер была как на иголках. Матушка Редд, может, что-то и заметила, но ничего не

сказала. В конце концов я поднялась по лестнице к Мойре.

–  Только близко не подходи, - прохрипела она.

Я села на стул у двери. В комнате стоял запах куриного бульона и пота.

Мы с Мойрой близнецы, единственные в нашей цепочке. А вообще мы не очень-то похожи. У нее волосы коротко остриженные, а у меня до плеч, только цвет одинаковый - каштаново-рыжий. Мойра весит фунтов на двадцать больше, и лицо у нее пошире. Скорее, нас можно принять за двоюродных сестер, чем за двойняшек.

Она приподнялась на локтях, пристально на меня посмотрела и снова рухнула на подушку.

–  Что это у тебя вид такой несчастный?
– спросила она.

Я могла поведать ей обо всем, коснувшись ее ладони, но Мойра ни за что бы меня к себе не подпустила. Можно, конечно, втиснуть всю эту историю в пучок феромонов, но я не была уверена, что хочу рассказывать ей абсолютно все. И я сказала вслух:

–  Мы сегодня видели одиночку.

–  Да ну?

Язык слов - такая ненадежная штука! Без взаимопроникновения мыслей и чувств разве можно понять, что таится под маской слов - цинизм или искренность, интерес или скука?

–  Там, за озером. Там стоял такой дом… - Я создала мысленный образ и позволила ему просочиться наружу.
– Как неудобно! Можно мне просто дотронуться до тебя?

–  Ага, конечно! Сначала я, потом ты, потом кто-нибудь еще - и через две недели, когда начнется семестр, мы все свалимся с температурой. Нет, нам никак нельзя болеть.

Этой осенью нам предстояла подготовка к невесомости. Говорят, вот тут-то и начинается настоящий отсев: учителя решают, какие цепочки пригодны к управлению космическим кораблем, а какие нет.

Мойра кивнула:

–  И кто же он, этот одиночка? Луддит? Или христианин?

–  Ни то, ни другое. У него есть флаер. И он ужасно рассердился за то, что мы наступили на его помидор. И… и он смотрел на меня.

–  Конечно, смотрел. Ты ведь наш интерфейс.

–  Нет, ты не понимаешь. Он смотрел на меня. Как на женщину. Повисла пауза. Затем Мойра сказала:

–  Вот как. И что же ты… Краска опять залила мне щеки.

–  Я покраснела.

–  Ага.
– Мойра принялась задумчиво разглядывать потолок.
– Видишь ли, мы ведь все обладаем определенной сексуальностью - и как личности, и вместе…

–  Только не надо читать мне лекцию. Мойра иногда бывает такой занудой… Она вздохнула:

–  Прости.

–  Да ладно, забыли. Она усмехнулась:

–

 А он симпатичный?

–  Прекрати!
– И после паузы: - Ну, нормальный, не урод. Так неудобно, что мы сломали этот проклятый помидор…

–  Возьмите и отнесите ему другой.

–  Ты думаешь?

–  И, кстати, разузнай, кто он такой. Матушка Редд наверняка в курсе. Или позвони Баскинам.

Мне хотелось расцеловать ее, но пришлось ограничиться улыбкой.

Матушка Редд раньше занималась медициной, но когда одно из ее звеньев погибло, она, чтобы не быть ущербным врачом, предпочла радикально сменить сферу деятельности. Она (в цепочке их было четверо клонов, так что она всегда была «она», с какой стороны ни посмотри) стала возиться на ферме, а летом устраивала здесь что-то вроде пансиона для таких школяров, как мы. Это была замечательная женщина, добрая и мудрая, но каждый раз, глядя на нее, я представляла, какой она могла бы стать, окажись это квадрат, а не триада.

Матушку Редд я нашла в теплице: она поливала, собирала и сортировала гибридные огурцы.

–  Что стряслось, милочка? Почему ты одна?
– спросила та матушка Редд, которая разглядывала огурец под микроскопом.

Я пожала плечами. И вовсе я не собираюсь объяснять, отчего избегаю остальных, поэтому вместо ответа задала встречный вопрос:

–  Мы сегодня видели одиночку на баскиновском озере. Не знаете, кто это?

В душном воздухе теплицы разлился резкий, острый запах мыслей матушки Редд. И хотя это был все тот же загадочный, полный символов хаос, что и обычно, я заметила: она размышляет несколько дольше, чем того требовал невинный, в общем-то, вопрос. Наконец она произнесла:

–  Его зовут Малкольм Лето. Он один из Сообщества.

–  Сообщества?! Но ведь они все… ушли.
– Это было не совсем верное слово. Кванта, должно быть, знает точное название того, что произошло с двумя третями человечества. Они построили Кольцо и создали гигантский кибернетический организм - то самое Сообщество. Они совершили невероятный, немыслимый прорыв в физике, технике и медицине, после чего исчезли. И Кольцо, и Земля в одночасье опустели - если не считать той горстки людей, которая не присоединилась к Сообществу и не погибла в водовороте генетических войн.

–  Во время Исхода он был без сознания, - объяснила матушка Редд, употребив то самое слово, которое должна была знать Кванта.
– Несчастный случай. Его тело подверглось долговременной реанимации, пока не восстановилось полностью.

–  Значит, он последний член Сообщества?

–  Выходит, так.

–  Спасибо.

Я отправилась на поиски остальных. Они сидели за компьютером - резались в виртуальные шахматы с Джоном Майклом Грейди, нашим одноклассником. Ну конечно, сегодня же четверг, вечер Кванты, а она обожает стратегии.