Дети смотрителей слонов
Шрифт:
— Калле, — говорит Буллимилла, — без кафетерия нельзя, молодые люди растут, а кухня — это сердце любого дома, так что надо строить здание побольше.
— Если у нас будет семь миллионов, — говорит Тильте, — мы обеспечим себе и последующим поколениям будущее.
Затем она кладёт перед Калле какой-то документ. Я напрягаю всю силу воли и бросаю взгляд на бумагу — это дарственная от Калле Клоака футбольному клубу Финё. она заранее её приготовила, указав сумму семь миллионов.
Калле поставил на документе подпись с таким выражением лица, будто, отдавая кому-то деньги, он входит в полное противоречие со своими
Тут Калле теряет сознание. Никогда прежде я не видел, как взрослый человек теряет сознание. Он выпучил глаза и сполз на пол.
Мы с Тильте ничего не предпринимаем, в основном потому, что считаем это бессмысленным. Калле Клоак похож на бочку, и, как я уже говорил, в прошлом он строительный рабочий, и чтобы сдвинуть его с места, нужна как минимум лебёдка. Но Буллимилла подхватила его на руки, словно ребёнка. Потом на мгновение застыла на месте, глядя на нас с Тильте.
— Когда будет открываться новый зал, — сказала она, — я приду и приготовлю праздничный ужин.
Это был первый приезд Тильте.
Я говорю «приезд». До Великого Синода и второго исчезновения родителей я бы сказал, что Тильте вернулась домой. Но теперь я не говорю «домой» о Финё. Я называю это приездом, это не оговорка.
Это некоторым образом связано с нежданным гостем в нашей усадьбе.
Сейчас я подробно расскажу обо всём, это важно: отъезд Тильте стал для меня большим потрясением, чем я предполагал.
Не знаю, существуют ли больницы вроде «Большой горы», где тебя могут излечить от привычки быть всё время с сестрой. Но именно в этом я и нуждался. Когда мы с Тильте возвратились на Финё, то потребовали, чтобы для каждого из нас в саду поставили что-то вроде строительного вагончика, где мы будем жить. Нам тут же их купили. Вот в чём разница между тем, что было до Копенгагена и после: теперь нам всегда удавалось тихо и спокойно объяснить маме с папой, как всё должно быть — и никто не возражал.
Конечно же, мы это сделали, чтобы нас не затоптали слоны. Потому что к этому моменту мы уже всё про них поняли. Мамины и папины слоны происходят не из Индии, они не могут научиться сидеть у тебя на коленях, решать кроссворды, стоять на передних ногах и вилять хвостом. У мамы с папой — слоны африканские, они ни с того ни с сего могут отправиться куда глаза глядят, и с ними вполне можно быть в дружеских отношениях, но на них никогда нельзя будет полностью положиться. Поэтому мы решили жить в вагончиках, чтобы быть подальше от слонов, на случай, если им вновь придёт в голову отправиться в путь.
Наверное, я представлял себе, что так дальше и будет — мы с Тильте будем жить в своих вагончиках, но поблизости друг от друга. Хотя я уже давно понимал, что раньше или позже она уедет. Но когда это случилось, для меня это оказалось страшнее, чем я предполагал.
Тут я в полной мере прочувствовал одиночество.
Мне очень жаль, что под конец я вынужден говорить о грустном. Но это важно.
Конечно же, я был знаком с одиночеством, наверное, всегда был знаком, мне кажется, что оно сопровождает меня всю жизнь.
Не знаю, как чувствуете одиночество вы, может быть, каждый ощущает его по-своему. Мама когда-то рассказывала мне, что для неё одиночество всегда сопровождается темой «Солитудевай», хотя это их с отцом мелодия и связана она с любовью. Для меня одиночество — это какой-то человек. У него нет лица, но, когда он появляется, мне кажется, он садится рядом со мной, или позади меня, и случиться это может в любой момент, вокруг меня могут быть люди, я даже могу быть с Конни.
С Конни мы снова встречаемся. Иногда я езжу к ней в Копенгаген, где её друзья смотрят на меня, как на неразрешимую загадку, они не могут понять, что Конни во мне нашла. Иногда она приезжает на Финё. Встречаясь с ней, я, как правило, чувствую себя очень счастливым.
Не знаю, есть ли у вас друг или подруга. Если нет, то хочу вам кое-что сказать. У вас обязательно кто-то появится. Весь мой пятнадцатилетний жизненный опыт говорит, что мир устроен так, что все находят любовь. Если они активно не сопротивляются этому. Так что если у вас нет друга или подруги и вы хотите, чтобы у вас кто-то появился, попытайтесь понять, где именно внутри себя вы этому активно противитесь. Эти выводы основаны на серьёзных исследованиях, предпринятых нами с Тильте.
Но даже когда я был с Конни, одиночество иногда вдруг вставало у меня за спиной. Оно ощущалось даже сильнее, чем когда-либо прежде, и я не мог понять почему. До того вечера у нас дома на кухне.
Это было в октябре, на осенних каникулах, и у нас гостила прабабушка. Тильте тоже была с нами, вместе с Якобом Бордурио. Ханс и Ашанти приехали из Копенгагена, они теперь живут вместе, в маленькой квартирке, купаются в лучах счастья, как писал поэт, даже у соседей к ним нет никаких претензий, хотя Ашанти стучит в барабаны и танцует транс-танцы, а иногда и приносит в жертву чёрного петуха на балконе.
Конни сидела рядом со мной, папа только что выкатил на тележке зажаренную целиком рыбу-тюрбо, и тут Ашанти сказала: «Я беременна, мы с Хансом ждём ребёнка».
В кухне повисла гробовая тишина, о которой я уже так много распространялся, и у всех оказалось достаточно времени, чтобы заглянуть внутрь себя, если хватило присутствия духа. Тишину нарушили лишь слова Ашанти, она сказала, что чувствует, это девочка, и она уже придумала ей имя, девочку назовут в честь нашей матери, Клара, второе имя у неё будет хорошее ветхозаветное — Навуходоносор, это считается hot stuff [34] на Гаити, и ещё у неё будет два семейных имени — Дуплезир и Финё, и ещё Ашанти сегодня почувствовала первый толчок ребёнка, это было на борту маленькой «сессны» по пути на остров, и она очень хочет отказаться от старинного гаитянского обычая называть детей слишком длинными именами, поэтому их маленькое сокровище будет носить короткое и звучное имя Клара Навуходоносор Флювия Пропелла Дуплезир Финё.
34
Классно (англ.).