Дети солнца
Шрифт:
— О, легко запомнить! А знаете, почему? Мой отец был Евгений, а мужа отец был Николай!
И снова он немало удивлён, даже головой качает.
—
— А вы нас пускать не хотели, — напоминаю я и тут же получаю от мужа лёгкий толчок в спину.
Впрочем, наш новый знакомец пропускает эти мои слова мимо ушей. Мы прощаемся, и он запирает за нами калитку. Больше он никому не откроет сегодня.
— А жалко, что жена его не вышла, — говорю я, едва мы выбираемся из узкого переулка на более или менее широкую улицу Шмен де Кокад. – Хотелось бы мне на неё посмотреть…
Мы живём в Ницце ещё неделю, загораем на пляже, гуляем вечерами по набережной или, сидя в открытом ресторанчике с видом на море, попиваем красное французское вино, и часто вспоминаем нашего Верёвкина и говорим о нём.
— Кто же будет беречь это кладбище, когда его не станет? – сокрушаюсь я.
— Да брось ты! Он ещё крепкий старик, ещё поживёт, — говорит муж.
А осенью, в пору затяжных дождей, сидим мы как-то поздним вечером дома, у телевизора, и идёт передача из Франции, как раз из Ниццы и как раз о Русском кладбище. Известный телеведущий — преклонных лет и сильно картавящий — рассказывает о том, как он специально поехал в Ниццу, как хотел снять репортаж с этого самого кладбища и как его туда не пустили.
— Это Верёвкин! – почему-то радуюсь я. – Он не любит, когда снимают!
— Кстати, всё забываю тебе сказать, — говорит муж. — Я ж навёл справки. Нет в Батайске никаких Верёвкиных.
— Как нет? Обманул, что ли?
— Да нет, они, конечно, жили там когда-то. А теперь – никого.