Дети света

Посвящается моему Богу

«Как тысячи солнц сияешь Ты

В оправе из света и хвалы». 1

За окном шел дождь. Капли скользили по стеклу с одной стороны, мальчик вторил их пути пальцем с другой. Когда очередная капля достигла оконной рамы, тем самым подведя черту под этой странной игрой, он вздохнул и перевел взгляд на происходящее за ней. Пейзаж открывался унылый. Поезд мчал по равнинной голой местности в начале осени. Изредка попадались одинокие деревья без единого листочка, очевидно, подкошенные какой-то болезнью. Вид был настолько печальный, что мальчик сосредоточился на своем отражении в окне и раздраженно тряхнул головой, хотя ничего особенного его взгляду не предстало.

Мальчик как мальчик, четырнадцати лет отроду, худ, сутул, с каштановыми волосами, которые не мешало бы постричь, серыми глазами и такого же цвета мешками под ними. Он вздохнул и подпер щеку тощей рукой. Думы были под стать погоде, чувствовал Герд себя одиноко и неуютно, впрочем, ему не привыкать. Зато в новинку было беспричинное беспокойство, частенько овладевавшее им в последнее время. Герд смутно предчувствовал беду, но объяснить этой тревоги стороннему человеку, конечно же, никогда бы не смог. Да и не стал бы.

Вот и сейчас он почувствовал знакомое щекотание в груди – первые ласточки паники, и начал сидя выполнять дыхательные упражнения, мысленно призывая на помощь все свое благоразумие. Лучше всего было сфокусироваться на чем-то простом и отвлеченном, поэтому он снова уставился за окно, где черные голые силуэты деревьев начали мелькать чаще. Герд стал гадать, какая напасть могла приключиться с таким большим количеством деревьев, да еще и на таком расстоянии друг от друга. Паразиты? Вряд ли огонь.

Он до рези в глазах вглядывался в воздетые к небу костлявые пакли, и зрелище это пугало все больше. Герд отвел взгляд и прислушался к гулко бухающему под ребрами сердцу, стараясь унять его похолодевшими руками. Начиная от горла, по телу пробежал легкий спазм. Герд по опыту знал, что это было только началом, поэтому, чтобы снять напряжение в мышцах, стал расхаживать по купе и разминаться. Главным было – как сообщали проштудированные им от и до медицинские справочники, и как он сам себе сейчас повторял – не допустить приступа удушья. На минуту он отвернулся от окна, а когда снова повернулся, то бросился к нему, уперся в стекло ладонями и приоткрыл рот. Дыхание участилось, глаза полезли из орбит.

По небу плыли касатки. Мощные тяжелые туши, с белыми брюхами и овалами по бокам, прямо как в учебнике по окружающему миру. Они плыли по небу, медленно, величаво вздымая и опуская свои плавники, словно крылья. Их было с десяток, и они летели, как птицы, закрывая собой тусклое солнце. Герд обернулся, ища кого-нибудь в свидетели и прекрасно помня, что в купе он едет один. Неужели галлюцинации? Но ведь раньше их у него никогда не было! В отчаянии он снова повернулся к окну, надеясь и одновременно боясь, что видение исчезнет, но касатки продолжали плыть по небу, ошеломляя его.

– Это какой-то бред! – выдохнул на стекло Герд.

И в этот момент все изменилось. Время замедлилось, почти застыло. Касатки в последний раз взмахнули плавниками и замерли в воздухе. Это длилось всего мгновение, Герд во все глаза таращился на них, не дыша и предчувствуя ужасное. А дальше все произошло слишком быстро, Герд не был к этому готов. Время будто сошло с ума, сначала затормозив, а потом устремившись вперед, нагоняя то, что упустило. Животные каменными глыбами рухнули вниз. И падая, насадились на задранные вверх ветви тех самых покалеченных деревьев. Ни одна касатка не коснулась земли, все повтыкались в деревья, напоминая теперь еду, нанизанную на вилку. Обезображенные туши застыли в сюрреалистичной картине. Кровь струилась по стволам, капала на черную землю. Герд беззвучно кричал. Поезд качнуло, и его отбросило на пол.

От удара Герд проснулся. Он лежал в купе на полу, его била дрожь, а из носа текла кровь. Герд медленно сел и стал ощупывать себя – никаких видимых повреждений, только рубашка насквозь мокрая от пота. Заткнув протекшую ноздрю носовым платком, предусмотрительно хранимым для этих целей в заднем кармане джинсов, он попытался вернуться на сидение, на котором заснул, скорее всего, еще во время выполнения дыхательной гимнастики и с которого соскользнул во время толчка. Ватные руки и ноги плохо слушались, но через пару минут у него получилось – он улегся на жесткое сидение и обхватил голову руками.

– Это всего лишь сон, только сон, успокойся и не будь дураком! – вслух для пущей острастки наставлял себя Герд. – Все это навеяно жуткими корявыми деревьями, и только! Ты задремал, глядя в окно, и ничего на самом деле не было!

Но дикая картина так и стояла перед глазами, и теперь он боялся снова заснуть. А ведь, вообще-то, Герд любил спать. Ему все время грезилось, что он летает. Гера сказала, что с детьми такое часто происходит, это значит, они растут, но сам Герд считал, что его сны отличаются от простых детских, хоть возражать ей и не стал. А летал он буквально каждую ночь. То плавно погружался в облака, а затем выныривал из них, осторожно балансируя, стараясь удержаться в потоке воздуха и не свалиться, то пропарывал облакам брюшины стремительными ликующими фигурами. Водяной пар, вопреки его ожиданиям, зачастую был сухой и острый. Герд чувствовал, как он холодными колючками впивался ему в кожу, хотя сама она при этом почему-то всегда оставалась такой горячей, будто Герда лихорадило.

Ему нравились эти сны, они были чуть ли не единственной отрадой прошедшего удушливого городского лета, ведь только в них он чувствовал себя свободным. Свободным, как птица, с той лишь разницей, что глупое животное не могло уразуметь величину своего счастья, а он мог. Мог бы, если бы летал. Герд в тысячный раз размечтался о том, каково это, парить высоко над землей, над людьми, над обрыдлым государством, и незаметно для себя все-таки задремал.

На железнодорожной станции Герда встретила тетя. Узнать ее было нетрудно по причине того, что она там была одна. Они погрузили в старый пикап его единственную сумку и выдвинулись в довольно утомительное путешествие по ухабистой, размытой дождями проселочной дороге к ее дому.

– У тебя машина, – удивился Герд.

Тетка пожала плечами:

– Я езжу-то не на бензине, а на той бурде, что бодяжат деревенские.

– Это же незаконно!

– Ага, – она усмехнулась.

Герд прикусил язык, и около получаса оба хранили молчание, что было только на руку Герду, ибо его начало укачивать на кочках.

– Послушай, я-то понимаю, все это малоприятно, – женщина резко вывернула рулевое колесо, объезжая яму, и машину занесло на колее, – но давай постараемся поладить. Я-то не хочу, чтобы твоя или моя жизнь превратились в кошмар, правда.