Дети Ванюшина
Шрифт:
Ванюшин. Так… так…
Алексей. Вы рождали нас и отправляли наверх. Редко мы спускались к вам вниз, если не хотелось пить и есть, а вы поднимались к нам только тогда, когда находили необходимым ругать нас и бить. И вот мы выросли, мы сошли сверху уже взрослыми людьми со своими вкусами, желаниями и требованиями; и вы не узнаете нас; вы спрашиваете - откуда мы такие? Как, должно быть, тяжело вам! (Опирается руками на ручку кресла, на котором сидит Ванюшин, и плачет.)
Ванюшин целует его в голову.
Вы целуете? Ведь это первый поцелуй отца!
Ванюшин. Поезжай… куда хочешь поезжай, помогать буду… (Крепко прижимает его к груди.) Родной мой!
Занавес
ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Новая обстановка в той же гостиной. Арка задрапирована тяжелой материей под цвет мягкой мебели; цветы в кадках и этажерка унесены; рояль заменен изящным пианино; изысканная мебель в современном вкусе и разных фасонов с преднамеренной небрежностью разбросана по всей гостиной; посредине оттоманка, у которой стоит высокая лампа с кружевным абажуром; тяжелые занавеси на окнах и на двери; новый ковер; на стенах остались старые бра; художественные картины заменены посредственными олеографиями в богатых рамках и изящными полочками с разными безделушками - фарфоровыми куклами, коробочками и т. д.; на потолке бронзовая лампа со свечами. В зале новые, более изящные стулья и небольшая люстра посредине потолка. Электрические звонки. Семь часов вечера. Красный отблеск заката блестит на полу и освещает комнату красноватым светом. Ванюшин выходит из двери в халате и с компрессом на голове; идет он медленно, боязливо озираясь, как будто бы кого боится; садится у окна и долго смотрит на закат; в руке у него пачка кредитных денег, которую он прячет под халат.
Ванюшин. Который час? А?.. Солнце заходит… (Сбрасывает с головы компресс.) Бумаги… мокрой бумаги лучше… пройдет. (Сжимает голову.)
По улице кто-то проезжает - слышен стук колес.
Едут… куда едут? Не скоро. Надо деньги отдать… Спрятать… (Прячет деньги под ковер; опять садится у окна и смотрит на закат.) Ты видишь… Весь я перед тобой! Ничего не надо… пусть как сами хотят… ничего… Скорее! (Подходит к двери и тихо зовет Арину Ивановну.) Аринушка… Аринушка! Где она? Все умерли… (Прислушивается.) Тихо.
Входит Арина Ивановна из залы. На ней шелковое платье; на плечах большой купеческий платок; на голове кружевная наколка.
Арина Ивановна. Вот ты где! А я тебя ищу… думала - ушел уж. Письмо от Алешеньки получили… Катя сейчас читала.
Ванюшин. Письмо… (Берет письмо и опускается на стул.)
Арина Ивановна. Пишет, что уж больно хорошо ему. Неправда, чай?
Ванюшин (посмотрев пристально на Арину Ивановну). Всем вам будет нехорошо. (Опускает голову.)
Арина Ивановна. Компресс-то зачем с головы снял? Лучше, что ли?
Ванюшин. Да, лучше… совсем прошло.
Арина Ивановна. Ну так иди надень сюртук. Ведь скоро приедут.
Ванюшин. Приедут…
С улицы доносится стук колес.
Едут?..
Арина Ивановна. Да это не они. Мало ли по улице ездит народу?
Ванюшин (испуганно). А если они?
Арина Ивановна. Костенька говорил, что раньше половины девятого не приедут.
Ванюшин. Девятого… девятого… А теперь сколько? Светает?
Арина Ивановна. Да что ты? Господь с тобою! Чай, вечер.
Ванюшин. Ты вот что возьми… (Подводит ее к тому месту, где положил деньги под ковер, и указывает пальцем.)
Арина Ивановна. Да никак ты рехнулся? Батюшки! Я огонь велю зажигать… пусти-ка!
Ванюшин (держа ее за руку). Не бойся, я так… расстроился… огня не надо… потом… деньги тут…
Арина Ивановна. Да где?
Ванюшин. Под ковром. Я положил.
Арина Ивановна достает деньги.
Ты их того… спрячь. Елене передай, скажи - от меня ребенку.
Арина Ивановна. А сам-то что?
Ванюшин. Константин узнает, отымет. Напиши ей: болен, писать не может, а деньги шлет.
Арина Ивановна. Обрадуется она, бедная…
Ванюшин. Обрадуется? И он обрадуется.
Арина Ивановна. Кто он?
Ванюшин. Высокий, ученый…
Арина Ивановна. Костенька-то? Она, чай, ему и не скажет.
Ванюшин. Я сяду.
Арина Ивановна. Шел бы лучше в спальню, полежал бы с часок, а потом оделся. Надо ведь выйти будет к невесте сегодня.
Ванюшин. Надо… скорее надо… Я только отдохну. (Садится.)
Арина Ивановна. Ну посиди-ка. Огонь велю зажигать. Где Акулина-то? (Выходит в залу и кричит.) Акулина!
Акулина появляется в зале. Арина Ивановна что-то ей говорит. Зал освещается.
Ванюшин. Слезы… много слез… (Видит в руке письмо.) От Алеши… (Подносит письмо близко к глазам.) Не видно… Он после всех узнает…
Арина Ивановна. Уж я и не знаю - в зале люстру зажигать или нет?
Ванюшин. А?
Арина Ивановна. Люстру, говорю, в зале зажигать или нет? Как посоветуешь?
Ванюшин. Люстру? Какую люстру?
Арина Ивановна. В зале. Сам, чай, вчера крючок ввертывал… что уж ты какой забывчивый стал?
Ванюшин. Надо зажигать, зажигать надо…
Арина Ивановна. Акулина, Александр Егорович говорит, надо зажигать.
Акулина. Мне все равно, только я слышала, Константин Александрович говорил Авдотье, что не надо…
Арина Ивановна. Нет, лучше зажечь… торжественнее… Зажги.
Акулина. Как прикажете. (Уходит в зал и зажигает люстру.)
Арина Ивановна. Уж больно у меня на сердце неспокойно, Александр Егорович. И чего затевает - сами не знаем! Худая, желтая она ведь, а понравилась… Просто, как это Алешенька говорил, белены парень объелся.
Ванюшин. Пусть… все равно.
Арина Ивановна. А грех-то какой на душе у него остается. Подумать страшно! Вот говорят, можно было бы выхлопотать в Петербурге, чтоб ему жениться на Леночке… уж лучше на ней, - денег-то все равно не берет.
Ванюшин. Не надо… ничего теперь не надо… Все кончено… Полны ведра слез… Унеси-ка! Пусть несут… Тяжелы эти ведра.
Арина Ивановна. Какие еще там ведра? Поди ляг лучше… И не выйдешь к ним - ничего, скажем - болен.
Ванюшин. Нельзя этого.