Дети Ванюшина
Шрифт:
Леночка. Скверная женщина.
Аня. А что в ней скверного?
Леночка. Она арфистка.
Аня. Арфистки все нехорошие? Они никого не любят?
Леночка. Кто деньги дает, того и любят.
Аня. И целуют?
Леночка (тихо, Кате). Катя! (Зовет ее жестом руки.) О чем они говорят?
Катя осторожно подходит к ним.
Катя. Плачет папаша, просит его на Распоповой жениться, а он не хочет.
Леночка. А он что говорит?
Катя. Говорит, что никогда без любви не женится.
Леночка. Ступай. Слушай!
Катя подходит к двери.
Аня. Он тебя любит, Леночка?
Леночка.
Аня. Костя никого не любит, кроме тебя, ни мамаши, ни сестер.
Леночка. Его никто не понимает в семье, только я одна. У него добрая душа.
Аня. Нет, неправда это. Он злой; все только для себя одного делает.
Леночка. Ты не знаешь его.
Аня. Да он никогда не говорит с нами.
Из комнаты доносится голос Константина: “Никогда, никогда я этого не сделаю!”
Катя (отбегает от двери). Костя рассердился. Собирается в магазин. (Бежит наверх, за ней - Леночка и Аня.)
Входят Константин и Ванюшин. Константин одевается.
Константин. Я для вас много сделал… Я бросил карьеру, не пошел в университет, засел за прилавок, чтобы помогать вам, но этого вы не цените… Вы хотите, чтобы я самое дорогое, что у меня осталось и к чему сводится весь смысл моей жизни - мою будущую семью - принес в жертву ради пьяного приказчика из Москвы, для того только, чтобы в глазах других облагородить мою сестру. Вы можете считать меня дурным сыном, но я этого сделать не могу, не могу жениться на вашей Распоповой или Раскопоповой какой-то там. (Хочет идти.)
Ванюшин. Постой! Ведь он по всей Москве разблаговестит. Скажут, Ванюшин не дал денег, грошей не дал… Кредита не будет. Как торговать-то мы с тобою будем?
Константин. Кредит будет. Это вздор.
Ванюшин. А с какими глазами мы в Москву-то покажемся? Да я скорее в гроб лягу, чем поеду туда.
Константин. Итак, значит, один выход: я должен жениться. Этого я не сделаю! Пускай лучше все в трубу вылетит! Я проживу и без торговли.
Ванюшин. Врешь! Есть сладко да спать мягко только ты и можешь, а это так говоришь, пыль в глаза мне, старику, пускаешь, дурачишь отца. Денег не хочет! Знаю, как ты не хочешь… Не хотел бы, так за прилавок-то не сел; они-то тебя и приковали к прилавку. Выучился слова говорить, да и тычешь ими в нос. “В университет пошел бы! Помогаю вам!” Помощник, дери тебя горой! Сказал бы просто, что ни мне, ни сестре, ни делу помочь не хочешь…
Константин. Надеюсь, вы кончили? Я вас слушал только потому, что вы мой отец. (Уходит и сильно ударяет дверью.)
В столовой почти темно. Ванюшин садится у стола. Смотрит в одну точку и напряженно о чем-то думает.
Ванюшин. Не поправишься… Нет… Что делать-то? (Кладет руку на голову.)
Арина Ивановна робко и тихо подходит к нему. Он не видит ее.
Что делать-то? Голова кругом…
Арина Ивановна. Александр Егорович, что с тобой? Зачем встал-то, ступай ляг.
Ванюшин. Божья старушка, научи, скажи что-нибудь… Руки у меня опускаются…
Арина Ивановна. Я Клавдиньку с Людмилочкой позову.
Ванюшин. Не надо. И не говори им ничего про меня. Несчастные, все несчастные!
Арина Ивановна. Да не убивайся
Ванюшин. Не обойдется… нельзя, чтобы обойтись… Души у них у всех несчастные.
Арина Ивановна. Да про кого ты говоришь?
Ванюшин. Работать не могут, жить не могут… Старуха, кто у нас детей-то сделал такими? Откуда они? Наши ли?
Арина Ивановна. Уж я не знаю, что ты и говоришь…
Ванюшин. Для них старался, для них делал - и всем врагом стал.
Арина Ивановна. Грозен ты уж больно. Вон Алешеньку-то как перепугал.
Ванюшин. Грозен, боятся… А знают ли они, как смотреть-то на них жалко? Не чувствуют, ничего не чувствуют… Словно не отец я им.
Арина Ивановна. Я Алешеньке скажу.
Ванюшин. Не надо. Пусть думают что хотят про отца. Все равно, немного нам с тобой жить, как-нибудь доживем. Устал я сорок лет вести вас. Рукой на все махну. Пусть живут как хотят! И для чего работал? Для чего жил? Грош к грошу кровью приклеивал… Суетна ты, жизнь человеческая! (Задумывается.)
Арина Ивановна уходит в спальню и возвращается с бутылкой святой воды; мочит ему голову.
Ванюшин. Что ты?
Арина Ивановна. Водицей святой из ключа Семиозерной пустыни.
Ванюшин. Вот ты мочила бы детям-то головы, да не теперь, раньше… Оставь!
Арина Ивановна. Я за Костенькой пошлю.
Ванюшин. Не надо. Не смей говорить ничего никому. Мне больнее будет… Слышишь - не смей! Я пойду лягу. (Идет в спальню, Арина Ивановна его поддерживает.) А ты молись. Я люблю, мне легче, когда ты молишься.
Уходят.
Занавес
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
Гостиная в доме Ванюшина. Узкая, длинная комната, отделяющаяся аркой от зала. Зал виден. Арка увита плющом, и по обеим сторонам ее стоят большие розаны в деревянных кадках. Мебель старого фасона, из красного дерева. В глубине огромный рояль из такого же дерева; большой зеленый ковер с красными цветами застилает половину комнаты. Слева на первом плане окно, заставленное диваном; по бокам дивана две высокие деревянные тумбочки, на которых стоят искусственные букеты в вазах под стеклянными колпаками; преддиванный стол и кресла. Справа дверь; у дверей этажерка с серебром и золотом; два больших до потолка зеркала по бокам окна, выходящего на улицу. Мягкие стулья расставлены по стенам; на стенах бра и художественные картинки, случайно лопавшие в дом Ванюшина. В зале перед аркой такое же зеркало, как в гостиной, и множество стульев, плотно расставленных по стенам. По случаю торжественного дня, причастия Ванюшина, Акулина приготовляет чайный стол в зале. Аня и Алексей входят в гостиную.
Аня (таща Алексея за рукав). Да посиди ты здесь! Он не скоро придет. Здесь воздуху больше. Все наверху да наверху. Вот сядем у окна и будем смотреть. Как из церкви пойдет народ, ты и уйдешь наверх. (Садится у окна, выходящего на улицу.)
Алексей. Сегодня совсем весна… Солнце-то как светит…
Аня. Хорошо на улице. Пойдем гулять к Волге, полынья у пристаней большая-большая, словно Волга уже разлилась.
Алексей. Не хочется. Противно на народ смотреть. Еще знакомых встретишь, начнутся сожаления, допросы. Сожалеют, считают тебя погибшим, как будто бы они лучше. Идиоты!