Дети Вольного Бога. Золотые нити. Книга первая
Шрифт:
На нос падает снежинка и тает холодной каплей. Снегопад. Опять на утро ботинки будут проваливаться в сугробы.
И тут я слышу хруст снега. Кто-то бредет в чаще. Ощупываю нож на боку, уже готов вырвать его из ножен, броситься на любого, кто подойдет к костру или захочет причинить вред сестре. Вглядываюсь во тьму и вижу… О Эир, Вольный Бог, что я вижу!
Пламенные столбы. Силуэты людей движутся сквозь заснеженные деревья, держась за руки. Штук двадцать, если не больше. Шеренга. Они искрятся огнем, словно факелы в ночи, идут в полном молчании, с улыбками на сияющих лицах. Нечисть. Чащобники. Вместо волос – жар, что поднимается в небо огненными языками. Целует безлунные тучи. Что им мой ножик, какой урон он может нанести их безмолвному, прекрасному величию? Что им оружие, если своими объятиями
Истинное волшебство ступало всего в нескольких шагах от нашего костра. Я и забыл, сколько опасности несут в себе чащобники. Забыл, что нечисть вообще-то нападает на людей Фелабелля. Вот только я не человек с Волчьих троп. Я оттуда, где воображение не ограничивается точкой А и точкой Б. Я оттуда, где свобода ценнее жизни, и плевать мне на политику, что убивает магию земель Либертаса. Я гордился своим народом и смыслом, что был заложен в нашей крови. Я мечтал гореть так же, как эти прекрасные, ненавидимые целым государством существа. Мне казалось, что вот оно, мое сердце, точно такое же, пламенное и опасное.
Женский силуэт, что неспешно покачивался в конце пылающего строя, замер и повернулся в мою сторону. На мгновение я испугался, что они разозлятся из-за того, что я их видел. Убьют и даже пламенем не моргнут. Растворят в своей магии. Я даже на Мост не попаду, и не встретит меня Эир, не проведет в зелень свободных лугов и не споет последнюю песнь. Но силуэт улыбнулся мне и помахал свободной рукой.
Чащобники утягивали друг друга в огненный хоровод. В тишине они закружились драконьим пламенем в нечеловеческом танце, согревая воздух вокруг себя.
А я смотрел на них и плакал. Это было похоже на первый крик новорожденного, на детские волшебные сны, на теплое одеяло среди вечной зимы. Что-то магическое, великое и прекрасное таилось в этой пляске. Что-то, чего взрослым не понять. Я бы разбудил Нессу, я бы показал ей эту пугающую красоту, но понимал, что это не первое волшебство в ее жизни. Она видела больше и чувствовала больше. Потому что была ребенком, потому что ее сознание еще блуждало на тонкой кромке миров и не сделало выбор, какой стороне она принадлежит.
Я наблюдал и думал лишь об одном – останусь ли в себе на следующее утро. Заговоренный лес пугал и удивлял с каждым днем, затягивая в волшебство своих подлесков, волчьих троп и лисьих нор. Силуэты кружили вокруг друг друга, поднимали руки к небу, пытались дотянуться до темных зимних туч, и снег таял под их босыми, огненными стопами. В них не было ни ярости, ни горя, ни страха. Это было чистое счастье. Защитники своих земель – вот, кто они. А я не был тем, от кого их надо защищать. Значит, все было правильно. Значит, с пути я не сошел.
Что-то мягкое коснулось моей руки, замершей на рукояти кинжала. Я нехотя опустил глаза и увидел нечто совсем удивительное. Рыжая пушистая лиса опустилась рядом с моей ногой. Села в снег и принялась с интересом разглядывать хоровод, что водило само пламя. Покосилась на меня, и ее зеленые глаза показались мне совсем человеческими. Она улыбалась, показывая белые клыки.
Так мы вдвоем и смотрели почти до рассвета на волшебные отблески огня. Лиса грела мехом мои ладони, а я нежно поглаживал ее шерсть, успокаивая себя. Наверное, она пришла, чтобы удержать меня от желания присоединиться к их хороводу. Помешать мне влиться в их танец, стать частью чего-то большего. Чего-то вечного. Чего-то волшебного. Когда-нибудь я стану. Но пока у меня были другие планы.
Элибер
Морозное утро не желало выпускать меня из объятий сна. Приходилось оправдываться и обещать, что я вернусь, как только звездная ночь снова опустится на город. Я вернусь, но сейчас пора скидывать оленьи
Терпкое оно было, мое пробуждение.
В замке, меж черных стен, гулял сквозняк. Северный ветер завывал свою зимнюю песнь, темные своды прятали рассветное солнце, и не понять было, действительно ли пришло утро, или это январская ночь обманывает привычным покоем.
Бокал пустел на глазах, я кутался в пуховые одеяла, прятался под тяжелыми шкурами от внешнего мира и размышлял о названой Свободной стране. Что такое свобода? Фелабелль не первый век вел войну с Либертасом. Она то заканчивалась, то начиналась вновь. Не было в ней романтики, да и смысла тоже не было. Они защищали свои идеалы. Не позволяли нам вторгнуться в свои земли и принести в их края нашу религию. Вот только я сам, как и вся моя семья, – выходцы из Вольного края, вскормленные их идеалами, выросшие внутри их свободы. И мы тоже были свободны в своем выборе – брать, завоевывать и создавать. Взращивать новое на почве отжившего старого. И после защищать свое. Мы и защищали. Уже не первое поколение Присонов сражается за свои смыслы. Торговые пути закрывались лет на тридцать, а потом на сорок объявляется мир –до следующего наследника. Наверное, только мои дети, если они вообще будут, прервут войну. Может, я как Элизиум, закончу на себе целую династию. Оружие мы первыми не опустим, а значит, все закончится тогда, когда мы по-настоящему напугаем Либертас.
Свободный – не значит истинный. С людьми это работает также. Люди, что перекупают то же рябиновое вино у враждебной для нас страны, сами же и являются ее жителями. Конечно, было бы опрометчивым допустить, что в Либертасе у Фелабелля не было своих людей. Что это значит для них? Предательство родины. Но что это на самом деле? Свобода. Выбор. Кто запретит им это делать, если такова воля их Бога?
Какие законы диктует их Совет? Свобода кончается там, где начинается свобода другого. То есть убивать и воровать – это не свобода. С поставками либертасского вина для врагов так не работает. Предательство – это ведь тоже выбор. И никто не в силах запретить тебе его делать.
Чудаки. Вот что я о них думал. Будь я на их месте – давно бы вздернул.
Апофеоз войны – золото и страх. Подавление. Отец рассказывал мне, что эта война родилась из восстания крепостных. Войны всегда вспыхивали в моменты, когда народ Фелабелля был больше всего уязвим. С одной стороны – чародеи, истинные наследники Волчьих троп, порабощенные Присонами. С другой – крестьяне, те же наследники. На каждое поколение найдется не один возмущенный своим положением человек, что будет против той жизни, в которой вырос. Такие люди заражают чужие умы своими идеями, выходят на главные площади с пламенными речами против своего правителя, зажигают сердца народа. Заставляют их пылать ненавистью и гневом. Какое чувство сильнее злости? Страх. И что в такой момент должен сделать опытный и мудрый правитель? Объявить войну. Послать первые отряды возмущенных, вооружить их мечами. Заявить, что Либертас напал на наши границы. Заставить их убивать и мечтать о сохранении собственных жизней. Желание вернуться домой – оно сильнее. Соединиться со своей семьей, вернуть потерянную любовь, а после, может быть, снова попытаться изменить что-то в своей стране. Но сначала, сначала нужно выжить. Защитить свои границы. И только потом уже поднимать меч на короля. Который, кстати, и врагом-то больше не кажется, раз воюет за твой дом. Говорю же, любовь – слабость. Она лишает холодного рассудка, заставляет забыть об истинных намерениях и мечтах. Любовью можно манипулировать. Если ты любишь свою жену, что ждет тебя с войны и встречает со слезами на глазах, вряд ли в тебе снова появится желание воевать, пусть даже ради ваших общих идеалов.