Дети зимы

Прутик и Кокарда стояли в ледяном туннеле и разговаривали.

— Мне это не нравится, — беспокойно бурчал Прутик, выводя пальцем бесформенные узоры на грубо обработанной стене.

— Что же нам делать? — Кокарда держала лампу, свет которой отражался бессчетное число раз во льду вокруг них. Голос ее звучал резко и невыразительно.

— Не знаю, какого черта мы можем сделать, кроме как смотаться отсюда и оставить их

Они пошли дальше по ледяному коридору, который стал шире, хотя Прутику все еще приходилось нагибаться. В луче света от лампы Кокарда плясала причудливо преломленная слоем льда надпись «Супермаркет».

— Тогда давай так и сделаем.

— Мы одни, только вдвоем?

— Да.

Она укладывала банки на неуклюжих санях, пока Прутик киркой скалывал лед с полок. Лампа стояла на полу и испускала черный дым.

— Только мы двое, и больше никого? У нас нет ни единого шанса на успех. — Он прервал работу, чтобы с надеждой заглянуть в лицо Кокарде. Может быть, у них и будет этот шанс. Может быть.

— Ловцы мяса сразу же до нас доберутся.

— Не доберутся, если мы поедем на лодке Гориллы. — В ее голосе звучало лукавство.

— Просто возьмем лодку, и все? Просто уедем на ней, так надо понимать?

— Ага.

— Я не знаю, сумею ли я.

— Я сумею. — Кокарда излучала самодовольство. — Он иногда брал меня с собой на охоту. До того, как ты здесь появился. Я сумею управлять лодкой без всякого труда.

— А как насчет Гориллы и всех остальных? — Прутик почувствовал запоздалые угрызения совести. — Что с ними будет? Как они тогда добудут мясо?

— Здесь внизу его полно.

— Так-то оно так, только это не свежее мясо. Оно здесь лежало Бог знает сколько лет. Хорошо иногда поесть свеженького… Интересно, Горилле сегодня повезло? — Широкое лицо Прутика оживилось предвкушением.

— Ты что, не хочешь убраться отсюда? — Кокарда приблизила к нему лицо, сощурив глаза. — Хочешь здесь остаться? Так, что ли?

— Ну, здесь не так уж и плохо.

— Смотри, — она выставила руку с растопыренными пальцами, отсчитывая на них пункты своей аргументации, — ловцы мяса знают, что мы здесь. Старик не желает трогаться с места. Горилла не желает уходить без Старика. Морг и Герой не уйдут без Гориллы. Скоро ловцы будут здесь, и тогда нам всем крышка, это уж точно. Понимаешь, Прутик? Нам необходимо двигаться отсюда, просто необходимо.

Сани были уже полностью загружены, и собеседники потащили их обратно по ледяному туннелю. Мужчина был одет в твидовую куртку поверх гидрокостюма, женщина — в резиновые сапоги и соболье манто. Волоча сани, нагруженные пирамидой консервов из погребенного под снегом супермаркета, два человеческих существа брели вдоль голубого с серебром коридора, пробитого подо льдом.

— Нам просто необходимо двигать отсюда, — повторила Кокарда.

В колокольне разговаривали Старик, Морг и Герой.

— Я всех их видел. — Голос Старика был тонким и пронзительным, губы бесформенными. — Коров, овец, свиней, коз, лошадей. Они назывались домашние животные. Хочешь свежего мяса? Идешь и убиваешь домашнее животное. Только не лошадь. — Он рассудительно

— Зачем же их тогда держали? — спросил Герой.

— Чтобы ездить верхом. Можно было ездить на них по полям, по дорогам: стучат копыта на полном скаку, ветер поет в ушах, цокот копыт отбивает ритм. — Лицо старика было красным, как свежесодранная шкура, его глаза сияли, глядя в непостижимую даль, назад, через пропасть в шестьдесят лет.

У этого старого дурня опять будет приступ, если он не успокоится, думал сидящий в углу Морг, делая очередной глоток «Миранды Харви» из темной бутылки.

— А разве копыта лошадей не вязли? — с интересом спросил Герой. Ему было примерно двадцать шесть лет, он был бледен, склонен к сильным переживаниям и любил помечтать. Его мечты обретали плоть и форму благодаря рассказам Старика.

— Нет, конечно, — отвечал Старик. — Тогда совсем не было снега, то есть только зимой… Почва была твердой настолько, что по ней можно было ходить, как по этому полу. Все эти здания внизу, когда-то стояли наверху, под открытым небом, на этой самой твердой земле. А снега не было. То есть он был, но только зимой. Зимой снег бывал глубиной в фут, ну, два фута, самое большее; можно было идти по нему и ощущать под ногами твердую почву.

Морг, который все еще слушал краем уха, вздрогнул, вспомнив, как в последний раз он выбрался наверх. Тогда Горилла взял его с собой в снежной лодке поохотиться на Лап, и маленькое судно перевернулось под порывом ветра. Морг тонул в пушистом снегу, барахтался, ища под ногами опору, и не мог найти. Он успел погрузиться по плечи, пока Горилла, лежа на досках, не вытащил его и не переправил в надежное место. Больше Морг не ходил наверх.

Этот случай привел к тому, что один и тот же сон изводил его каждый раз, когда Прутик забывал принести из «Винного Приюта» бутылку. Во сне Морг опять погружался в снег, но на этот раз Гориллы не было. Морг тонул и кричал, а потом его ноги натыкались на что-то, и он думал: теперь я в безопасности. Это была крыша «Винного Приюта» — всего в пяти футах под поверхностью.

Но крыша была крутой и скользкой, и ногам Морга, пытающегося бежать по ней вверх, было не от чего оттолкнуться. Снова и снова он взбирался по пластинам шифера и все время соскальзывал, и проваливался глубже и глубже в снег. Морг вопил.

В этот момент он обычно просыпался и обнаруживал, что кто-нибудь хлещет его по щекам и орет. Но сообразить, где он и что с ним, ему никогда сразу не удавалось.

В таких случаях он бывал рад видеть всех, хотя они и злились на него за то, что он потревожил их криками.

А вдруг в один прекрасный день его не разбудят?

Морг отпил еще один глоток из своей бутылки и обвел взглядом помещение небольшой колокольни, где он сидел — уютное, с крышей, опирающейся на деревянные балки. К одной из стен была приколочена лестница, ведущая к дыре, через которую вышел Горилла.

В полу рядом с матрасом Морга было квадратное отверстие, от которого каменные ступени спускались вниз — в туннели, прорубленные во льду. Все было очень просто и понятно внутри этой их колокольни.