Дети Зоны: альтернативная история

Живова Татьяна

— А я думал, ты только кровососов да снорков своих угощаешь! — вдруг выдал он. А потом развернулся к ней спиной и преспокойно пошёл прочь.

Ксана тихо вскрикнула, побледнела и схватилась за ближайший куст, чтобы не упасть — потому что ноги вдруг ослабели от внезапности этого заявления и осознания того, что кто-то ещё кроме неё и отца ЗНАЕТ…

Панас с самых первых дней втолковывал приёмной дочке: «Не говори никому, что ты бегала со снорками, не называй себя снорком, не веди себя, как снорк. А все эти способности свои сваливай на то, что ты — дочка шамана! Иначе убьют!»

И

вот вам пожалуйста… Ох, не зря инстинкт предупреждал её бояться этого человека!

Нервно передёрнув плечами, она заставила себя крикнуть в удаляющуюся спину:

— Туту! — тот неторопливо оглянулся. — Откуда знаешь?

Несколько секунд он молчал, удерживая её взглядом. А потом коротко ответил — как припечатал:

— Видел.

И всё той же неторопливой походкой удалился.

Ксана закусила губу и бросилась к отцу. У того как всегда торчал кто-то из сталкеров — сдавали хабар, покупали что-то… Еле дождавшись, когда народ рассосётся, девушка единым духом выложила:

— Татусю, он знает! Он всё про меня знает, он видел… Туту… он… — и безутешно расплакалась, уткнувшись лицом в жёсткую отцовскую брезентуху.

— Успокойся, доню. — Панас погладил её по голове. — Даже если он и выдаст твою тайну — ему всё равно никто не поверит. Ну полно, полно, хватит плакать!

— Да-а? — жалобно взвыла Ксана. — А если поверят — что тогда? Ты же сам говорил, что… что если узнают люди — меня убьют…

— Пусть только попробуют! — хмыкнул торговец. — Не бойся, тут есть кому тебя защитить. Тебя здесь все любят, в обиду не дадут…

Он утешал её как маленькую — с теми же интонациями в голосе. В любое другое время Ксанка бы окрысилась — мол, не маленькая уже, пятнадцать недавно стукнуло, хватит сюсюкать! Но сейчас даже не обратила на это внимания. Тихо нежилась под уверенной рукой отца, радуясь чувству безопасности… Вот было бы так всегда!..

…Стебелёк кипрея, подаренный Туту совсем сник в её пальчиках, но Ксанка совершенно забыла про подарок…

Вечером отец уехал на несколько дней за Периметр, поручив присмотр за дочерью Хромому. Правда, поручение это было чисто номинальным: захоти Ксанка смотаться в Зону — её никто бы не смог удержать. И все — в том числе и отец, и Хромой, — это знали.

Впрочем, в данный момент Ксана никуда идти и не собиралась. Она сидела в кругу сталкеров и развлекала их песнями под гитару и без неё. Играть научил её в прошлом году некий одиночка по прозвищу Толкинист, гитара и часть песен тоже остались от него (и, как утверждали сталкеры — весьма узкоспецифического репертуара — что подтверждало и само имя Ксанкиного учителя). Тем не менее, такие вот посиделки с песнями многим нравились и были в Деревне популярны. Особенно в долгие часы Выбросов.

Сейчас, к счастью, до Выброса было ещё далеко (и Ксана это чувствовала), погода стояла хорошая — так что ничего не мешало обитателям Деревни собраться не в «Пабе Жабы» (как они называли бункер под лавкой Панаса, где можно было пересидеть Выброс или просто собраться, выпить, пообщаться), а прямо на улице, на посиделочной. Что поделать — и в Зоне порой на романтику тянет!

…Ксана передала гитару сталкеру

по прозвищу Печень — и поднялась с места. Гибко, с удовольствием потянулась, расправляя затёкшие мышцы. Становилось прохладно, надо было сходить в дом за какой-нибудь курткой. Сообщив: «Сейчас приду», девушка покинула освещённый круг.

На обратном пути она чуть свернула в сторону и легко взбежала на один из холмов, окружавших Деревню. Отсюда открывался потрясающий вид на западные болота. В свете полной луны пейзаж выглядел таинственным и мирным — хотя это была Зона. Ксана остановилась, любуясь окрестностями.

Чья-то рука вдруг легла на её плечо. Девушка вздрогнула, обернулась и… шарахнулась в сторону с придушенным вскриком.

Туту! Неужели подстерегал её здесь?

— Не подходи… — нервно пробормотала Ксана и попятилась, не сводя с него глаз.

— Ну чего ты меня боишься? Дурочка… — негромко сказал он, шагая за ней. Всё повторялось, как днём, и от этого почему-то становилось ещё страшнее. Как будто она спала и раз за разом видела один и тот же повторяющийся кошмар.

— Я же не настолько страшный…

Ксана пискнула испуганной мышкой и метнулась, уклоняясь в сторону, прочь! Но реакция сталкера оказалась лучше — он поймал её за руку и рывком притянул к себе. Стиснул оба запястья как клещами — не вырваться, как ни старайся!

— Что же ты… Только своих вонючих снорков ласкаешь, а нормальными мужиками брезгуешь? — выдохнул он ей в лицо, и девушка почувствовала исходящий от его рта запах алкоголя. Да он пьян!!!

— А чем, например, я хуже твоего… как его там… Острозуба? А, Ксанка?

Ксана с короткими тихими стонами вырывалась, но все её попытки были тщетны. Туту держал её крепко, и ещё этот его взгляд…

— Снорочья самка… — глухо и как-то зло прошептал он ей на ухо, обдавая горячим прерывистым дыханием. — Небось, не только бегала и трахалась с ними, но и человечинку ела, да, Ксанка? Ведь ела, я же тогда, лет шесть назад, видел, как эти тварюги сожрали на Свалке одного новичка, а ты смотрела на это и лыбилась! — он встряхнул её, потом ещё раз. — Что, разве неправда? Отвечай, ты…

Девушка дико вскрикнула и рванулась из его рук. Забилась, словно пойманная в капкан зверушка. Никакого эффекта — только ещё больнее стало запястьям. И невыносимо-горячо — щекам. Как будто от кострового жара…

…Только отец знал об этом постыдном эпизоде её биографии. Как-то раз Стая подъедала припрятанные запасы. А она, Детёныш, тогда только-только прибилась к ним, ещё не различала, что можно есть, а что нельзя… Зубастик кинул ей кусок мяса от полуобглоданного тела, и она взяла. Но, должно быть, труп пролежал довольно долго и начал разлагаться. Потому что всего-то от пары маленьких кусочков мяса Ксанка почувствовала себя настолько отвратительно, что едва-едва сумела доползти до ручейка с водой. Там и свалилась в корчах. Потом долго болела, но навсегда усвоила урок: ЭТО есть нельзя — будет очень плохо и больно! С тех пор она не повторяла опытов поедания человечины — как бы голодна ни была и как бы ни угощали братья-снорки. А потом и Панас подтвердил ей, что люди не едят людей, что этого нельзя делать ни в коем случае!