Дети Зоны: альтернативная история
Шрифт:
Но постыдное воспоминание так и осталось в глубине её памяти горчащим мутным осадком. И вот теперь этот Туту взбаламутил всё так, что Ксана снова почувствовала знакомую тошноту.
— Не… не смей… — потрясённо, давясь слезами, прошептала она, с отчаянием глядя ему в глаза. — Ты же не знаешь… ты ничего… не…
Вместо ответа он тихо рассмеялся, и от этого смеха Ксана едва не лишилась чувств.
— Пожалуйста… — в смятении пролепетала она. — Пожалуйста… не надо… не тронь…
— Дурочка… — хрипло и почти ласково повторил сталкер, щекоча губами и дыханием её висок. — Не бойся…
Он ухмыльнулся и вдруг ловко повалил её в траву и тут же навалился
Он ещё даже не успел дать воли рукам, но даже совершенно неопытная в общении с мужчинами Детёныш каким-то мгновенным наитием поняла: сейчас с ней сделают что-то такое… очень нехорошее. Мерзкое. Отвратительное. Такое, что потом ей придётся бежать в Зону, обратно к Стае — ибо ЭТО заставит её окончательно возненавидеть людей. Всех!
В следующий миг Ксана пронзительно — все кабаны и псевдоплоти Зоны удавились бы от зависти! — завизжала прямо в ухо своему обидчику, резко выгнулась и рванулась так сильно, насколько могла. Туту немедленно отпустил одну её руку и попытался зажать ей рот, чтобы не кричала. Этого хватило.
Стремительный и беспощадный снорочий взмах — и на правой щеке насильника вспыхнули три ярко-алые дорожки от её ногтей! Туту взвыл и выпустил девушку, откатившись в сторону и зажимая окровавленную щёку. Ксана не стала дожидаться, когда он встанет и захочет расправиться с ней. Тем более — со стороны Деревни уже звучали приближающиеся тревожные крики бегущих сюда людей. Девушка метнулась к дому и краем глаза заметила, как и её обидчик проворной тенью ускользает в темноту. Вовремя — ибо кое-кто из подбежавших сталкеров, не разбираясь, пальнул в его сторону. Попал или нет — неизвестно. Да она и не стремилась это узнать. Прочь, скорее прочь!!!
Не отвечая на тревожные вопросы, которыми её засыпали прибежавшие люди, Ксана растолкала всех и со всех ног кинулась домой. Только там, заперев дверь и зарывшись лицом в подушку, она дала волю слезам.
…Мамо-Зона, а ведь ещё отцу рассказать придётся… А что сотворит Панас с обидчиком дочери, когда дознается? И… что сделают с «собратом» те вольные сталкеры, у которых она была любимицей?..
Нет… Нет. Нет! Нет!! Не-е-е-е-е-ет!!!..
Не думать… Не вспоминать… Забыть… О-о-о-о!!!..
…На краю Деревни поскрипывало отягощённое грузом кряжистое дерево, толстый нижний сук которого сталкеры приспособили под виселицу. Труп повешенного несколько дней назад какого-то злостного нарушителя неписанного кодекса вольных бродяг раскачивался маятником — хотя ветра совсем не было. Знающие предрекали, что труп скоро станет зомби и смоется с места казни.
Впрочем, как знать — может, с такими событиями, верёвка будет пустовать недолго?..
На следующий день Детёныш почти не покидала дома — что было для неё нехарактерно. Ей было страшно и стыдно. Страшно из-за того, что, вот она выйдет — и встретится со своим врагом, увидит его лицо, расцарапанную ею же щёку, столкнётся с ним взглядами… Стыдно — перед сталкерами, ставшими свидетелями произошедшего. А если начнут расспрашивать, потом расскажут отцу?.. Ой, Мамо…
Но более всего её тревожило то, что Туту, обозлённый её отпором, может запросто рассказать о ней всё, что ему было известно, ВСЕМ. И тогда…
Каждый раз, когда такая мысль приходила ей в голову, Ксана вспыхивала и со стоном прятала лицо в ладонях, непроизвольно мотая головой: нет, нет, не надо, пожалуйста, не надо… хватит, пощадите!!!..
Однако, после полудня ей всё-таки пришлось покинуть своё убежище. Несколько вольных
В общем-то, ранения в этот раз оказались не смертельными. Пациенты даже избавили её от необходимости бегать за каждым из них — сами дружно притопали к дому. Ксана осмотрела раны, приготовила необходимые составы и смеси, бинты, инструменты и принялась за работу прямо на веранде дома. Сталкеры были в основном, народом терпеливым и тёртым, так что, почти полное отсутствие обезболивания переносили стоически. Тем более, что Ксанка, колдуя над ранами, всячески заговаривала мужчинам зубы, даже иногда пела, отвлекая их от неприятных ощущений.
Закончив с последним, она устало выпрямилась и вышла на крыльцо, вытирая влажный лоб рукавом. Случайно её взгляд упал на проход между домами, и девушка привычно вздрогнула.
Кто-то (отсюда было не разобрать, кто), подставив плечо, медленно вёл к посиделочной белого как мел Туту. Правая нога обидчика Ксаны была перемотана окровавленным бинтом чуть выше колена, и сталкер заметно хромал. Видно было, что каждый шаг даётся ему с немалым трудом.
Сопровождающий что-то сказал своему подопечному, тот отрицательно покачал головой и вдруг бросил взгляд на дом Жабенков. Ксана непроизвольно отшатнулась за подпиравший крышу столб, но Туту, кажется, её всё же заметил. Усмехнулся и отвернулся. Доковылял с помощью приятеля до скамейки и почти рухнул на неё.
Ксане не было слышно их разговора, но и так было понятно: провожатый предлагал Туту пойти к ней, чтобы обработать и перевязать рану, а тот категорически оказывался.
… Гордый весь такой, подумаешь…
Ну и ладно! Ксанке-то тоже невелика охота возиться с этим мерзавцем!
Она тоже отвернулась и принялась прибираться в своей импровизированной больничке (вот, кстати, надо будет попросить Хромого, чтобы выделил какую-нибудь сараюшку под госпиталь!). Вылила из таза окровавленную воду, ополоснула и обтёрла спиртом немудрящие инструменты, запечатала крышечками баночки и бутылочки со снадобьями, увязала мешочки, бросила в корзину для стирки использованные тряпки…
Однако, чем сильнее она пыталась загрузить себя привычной работой, тем чаще её мысли и взгляд возвращались к одинокой фигуре на посиделочной. Ксана злилась непонятно на что и пыталась убедить себя, что ей незачем проявлять заботу о том, кто едва не поломал ей жизнь… или ещё поломает.
Но, видимо, все врачи, все знахари и травники устроены одинаково. И мыслят далеко не привычными для других людей категориями. Вот у воинов — всё просто: есть враг — ты его должен убить. Попросил пощады — пощади. Или не пощади — твоё дело. И какое дело, если враг, допустим, ранен или связан, беспомощен? Это война, ты — воин, а он — враг. Твоя и его работа — убивать врагов. Но сейчас сильнее ты, а не он. Поэтому — убей! Или пощади — если захочешь. Всё просто.