Детские странствия
Шрифт:
Деревня еще спит. Тишина, только снег скрипит под нашими ногами. Окна темные, ни в одном не видно огонька - значит, не опоздали.
Подходим к первому дому, в одном из окон которого замечаем форточку; останавливаемся перед этим окном и громко запеваем:
Христос
Пропели, а в окне по-прежнему темно. Запеваем снова, еще громче, - не помогает.
– Ну давай еще раз, только ты не жалей глотки, - говорит мой приятель.
Грянули во весь голос, и тогда подействовало. Открывается форточка, и хозяйка сердито спрашивает:
– Чего вас черт так рано вынес?
– Всходит рождественская звезда, - отвечаем мы.
– Сколько вас там?
– Двое, хозяюшка.
Из форточки на снег летят два куска хлеба. Мы подбираем их, кладем в корзинки и бежим к следующему дому.
У иного окна пропоешь трижды, но за окном никто не отзовется: не хочется хозяйке в такую рань подниматься с теплой постели, знает она, что мороз скоро прогонит нас от избы.
Вася Потапов христославит уже не первый раз, он подбадривает меня:
– Обожди вот… Загорятся в окнах огни, и тогда нас станут пускать в избы. Можно будет, отславив, погреться у печи. А попадем к доброй хозяйке - пригласит праздника ради в передний угол, даст горячего. С мороза-то как хорошо покушать горячего!
А пока, чтобы согреться, мы толкаем друг друга, стучим нога об ногу и все быстрее и быстрее бегаем от избы к избе.
– Ох, бедненькие! Собака в такую стужу лежит в сенях, а вы мерзнете под окнами, - пожалеет нас какая-нибудь сердобольная хозяйка, выглянув на крыльцо, и поскорее захлопнет дверь, чтобы не застудить избу.
Но вот уже посветлело, поднялись дымки над трубами - значит, можно уже пойти погреться.
Промерзшие до костей, заходим на огонек и запеваем с порога, забыв второпях закрыть за собой дверь.
Хозяйка кидается к печи, хватает сковородник:
– Вон, шаромыжники! Всю избу мне застудили!
Получив по голове сковородником, я растерянно повторяю одно и то же: «Христос рождается… Христос рождается…»
Мой проворный приятель, уже успевший выскочить в сени, кричит оттуда:
– Васька! Беги! Чего стоишь? Не видишь, что ли, - ведьма!
Только получив второй раз по голове сковородником, я прихожу в себя и стремглав выскакиваю из избы.
– Ведьма! Ведьма!
– кричим мы оба в дверь. Мы не унываем - мало ли что может случиться? А в общем-то сбор идет хорошо - корзина уже тянет руку. Лесничий дал по кренделю, учитель - по баранке, а купец - по прянику.
Одна хозяйка оказалась знакомой отца; она поставила нам самовар и помогла продать соседу собранный нами хлеб по копейке за фунт. Впереди еще много деревень, а у нас уже по гривеннику в кармане.
Несколько дней странствовали мы так по деревням. Попадали и в богатые дома, где дальше кухни нас не пускали и сейчас же выпроваживали, как только пропоем. Попадали и к беднякам, где можно было и погреться у печки, и покушать горячего, сидя в переднем углу, и сладко поспать на соломе.
Под конец нашего странствования мы попали в одну избу, по своему убранству не похожую на обыкновенные деревенские избы: люди сидели за столом не на лавках, а на стульях, у стен стояли кровати, покрытые белыми одеялами, на окнах - занавески.
В избе были гости - мужики в пиджаках и жилетах с часами, бабы - в нарядных платьях с брошками.
Когда мы зашли в эту избу и с порога начали свое пение, хозяин, сидевший за столом среди гостей, весело крикнул нам:
– Бросьте, пареньки, свою божественную песню и садитесь с нами за стол!
Хозяйка, выйдя из-за стола, стала нас раздевать, приговаривая:
– Ах, бедненькие! Ведь вы замерзли… Раздевайтесь скорее!
Гости потеснились, дали нам место, и, смущенно утирая рукавом свои носы, мы уселись за стол, не веря столь неожиданному для нас счастью.
Было чему удивляться: перед нами ставят рюмки, наливают в них красное вино, на тарелки накладывают нам множество вкусных вещей.
Глядя на это обилие, мы продолжали утирать носы.
Хозяин помог нам прийти в себя.
– Чтобы согреться, вам, пареньки, прежде всего следует выпить, - сказал он.
Поощряемые возгласами гостей: «А ну-ка, ребята, дерните по маленькой!» - мы взяли стоявшие перед нами рюмки, дружно опрокинули их в рот и громко, по-мужицки, крякнули враз.
Это вызвало за столом шумное веселье. Все заговорили о нас: какие самостоятельные мужички! Но когда, ободренные таким вниманием к себе, мы стали смело действовать вилками, разговор за столом сразу затих: видно, и хозяева и гости были поражены жадностью, с которой мы накинулись на еду.
Первым насытился Потапов. Положив вилку на свою опустевшую тарелку, он сказал:
– Важно попраздновали.
– Важно, - подтвердил я и тоже положил вилку, хотя мог бы еще поесть.
Мы встали из-за стола и поблагодарили хозяев.
– Чего так торопитесь? Посидите! Довольно вам сегодня христославить.
– Нет, нам еще надо, - сказал Потапов.
– Почему надо?
– Мало еще хлеба сегодня собрали.
– А сколько вам надо?
– Мне бы еще на четыре копейки, - сказал я.
Все засмеялись, и тогда я объяснил, что за праздники собрал хлеба только на девяносто шесть копеек, а должен собрать на рубль, так как мне нужно купить валенки, чтобы не мерзнуть, бегая в училище. Про сатиновую рубашку я умолчал, но Потапов выдал меня.
– Ему еще хочется красивую рубаху купить, - сказал он.
– Не жениться ли уж задумал, парень?
– засмеялся хозяин.
И в этот самый момент за моей спиной раздался легкий смешок. Обернувшись, я увидел Таню, только что вбежавшую в избу, румяную с мороза.