Детский Мир
Шрифт:
Чуть позже Роза слышит над собой уверенную поступь грузных, важных людей. И наверняка она это не ощущает, да будто вместе с ними дом, и даже подвал наполнился духом благоухания, власти, успеха.
— Ну, как, Туаев, когда еще в доме чеченца такие персоны державы в гости?! — этот, хорошо поставленный баритон уж больно знаком Розе, но она не может его вспомнить, — хозяин помог.
— Проходите, садитесь, Илья Аркадьевич, — как слащав, как вежлив тон Гуты — еле узнать; зато теперь узнала Роза гостя: Столетов — министр Российской Федерации по восстановлению Чечни.
— Хорош стол,
— Гута, всех удали, — оказалось, главнее всех здесь Столетов.
Роза слышит по чавканью, как началась обильная трапеза с частыми возлияниями. Во время еды говорят в основном ни о чем, чаще держит слово Гута — объясняет рецепты и составы блюд, в целом врет — приукрашивает, хоть в этом патриот. А потом тяжело, очень сытно и грузно задышали, замолчали, будто перед рывком.
— Ну что, — голос Столетова, — пора перейти к делу, времени в обрез.
— Я дам команду — включить антипеленгаторы, — заботится силовик.
— Не надо, — важен Столетов. — У меня своя установка есть, — в столовой что-то щелкает. — С автономным питанием, супер вещь.
— Небось, ЦРУ тебе подарило? — едкий тембр силовика. — За какие такие заслуги, Илья Аркадьевич?
— Ну-ну, при чем тут ЦРУ? — наигранно шутлив голос Столетова. — Ты еще массад ко мне пришли. Хе-хе, служба, служба у нас такая, тяжелая — государевая, от всего беречься, хорониться приходиться. Кругом предатели и изменники.
— Да-а, этого у нас обзавелось, — угрюмый тембр силовика. — Но по мне, для надежности, лучше и телевизор включить.
— Правильно, Гута, включи телевизор. И погромче, еще громче.
Теперь, действительно, Роза ничего не слышит. А чисто женское любопытство съедает ее, да и делать в подвале более нечего, вот и полезла она по лестнице до самого верха, чуть ли не вывернула шею, пытаясь приложить ухо к иссохшей щели в дощатом полу. У Гуты спутниковая телевизионная антенна, как назло, включили музыкальный канал, почти что на всю мощь динамиков. Наверняка, не только их, даже они себя не слышат, кричат. И в перерывах между мелодиями, когда ведущий с экрана что-то объявляет, их обрывистые реплики Роза различает. Все не охватить, понятно одно — идет торг, грандиозный торг, и свидетельство тому пару раз прозвучавшие цифры, и такие — мурашки по коже; не то что Грозный, а полмира за них, наверное, обустроить можно. И тут как раз в перерыве меж мелодиями, доселе молчавший Гута голос подал, да не простой, истеричный, словно грабят его:
— Да нет, нет у меня таких денег!
— Я знаю, сколько у тебя есть, — тон Столетова стал металлическим, даже не узнать.
— Так мне и от этих надо откупаться.
— Гута, — нравоучителен и очень зол начальник Туаева, — это не балаган и не любимое твое заведение — казино, а госслужба, где ты чиновник. И посему выбирай словечки, а лучше вовсе молчи, исполняя политические распоряжения руководства родной страны. Ни от кого ты не откупаешься, — просто «незримо» для нас финансируешь земляков,
— Да я видеть не могу эти бородатые морды.
— Своих «видеть не может», — ехидный тембр силовика. — Тогда как на нас, русских, смотришь?
— Я, я, — замешкался, чуть ли не заикаться стал Туаев, и что он ответил, Роза уже не слышит — все заглушила музыка.
Потом кричать перестали, видимо, торг завершен; и не с молотка, а молотком замахнулись над Грозным, и так страшно, так безнадежно от этих слов, что никакое благоухание духов не погасит смрад, исходящий от этих трех сторговавшихся душ, так что, пытаясь отстраниться, даже под землю провалиться, подалась Роза вниз по лестнице, от надвигающейся тревоги не удержалась, полетела кубарем, упав навзничь, прислушалась — они ничего не слышат, под динамичный рев дешевой попсы обсуждают последние нюансы сделки, и при чем тут Мальчик — сирота, бабушка — ветеран войны и инвалид, если вопросы геополитики, а значит глобального капитала решаются?.
Наконец телевизор выключили.
— Фу ты, чуть не оглох, — усталый тембр силовика. — Эта пошлая музыка — похлеще бомбежки.
— Так оно и есть, разлагает молодежь, — вновь степененный голос Столетова. — То ли классика. А, впрочем, неужели вам пришлось испытать ужас бомбежки? Разве что приказы об этом отдавать.
— Я солдат и выполняю приказ политического руководства страны. Как сейчас.
— «Сейчас» — не бескорыстно. Ну-ну, не будем по пустякам ссориться. Все мы, так сказать, подневольные солдаты.
— Только вот кому вы служите? — груб и, похоже, уже под хмельком тембр силовика.
— Служу, как и вы, России-матушке.
— А деньги-то американские?
— Ну, доллар во всем мире доллар, — и со смешком: — А если вы такой бравый патриот, можем с вами и рублями рассчитаться. Ха-ха-ха! Тогда вы станете не мультимиллионером, и не миллиардером, а, Боже, сколько нулей!
— Перестаньте, Илья Аркадьевич, — суровый тембр силовика. По движению стула и тяжелым шагам Роза догадывается, что военный встал.
— Что вы так встревожены? — не унывает Столетов. — Вы богатейший человек.
— Гута, оставь нас, — чисто воинская команда, и, видимо, подойдя к Столетову.
— Я никак не пойму: вроде вы, Илья Аркадьевич, не та мразь, что Россию распродает, я сверил по многим каналам, вы должны быть настоящим россиянином-патриотом, хотя и имеете замки за бугром.
— Бросьте! — небрежно перебил Столетов, судя по звукам сверху, тоже встал. — Что-то, как никогда ранее, мы сегодня вспоминаем «патриотизм», «родину», только что свершив грязную сделку.
— К тому я и веду, — в свою очередь повысил тон силовик. — Я-то человек военный и знаю, что война сыновей не родит, жертвы со всех сторон будут немалые, и в первую очередь пострадают мирные граждане. Да простит меня Бог, я исполняю приказ.
— Повторяю, не бескорыстно.
— Лучше так, чем олухом.
— Ничего себе «олух»! Подпольный олигарх!
— Оставьте! Я воевал, и думаю, заслужил жить не как вы, роскошно, но, по крайней мере, не хуже, чем этот паршивец Гута, разжившийся на горе своего народа.