Детский отпуск или провал

Хантер Ава

Не поворачивая головы, Соломон отвечает:

— Нет.

— Она?

— Хаулер.

— Слушай, я знаю, что твои навыки флирта устарели...

Соломон поднимает виски и подносит его к губам.

— Мертвы и похоронены.

— Это экскурсия, праздник. Твой член - последнее средство. — Понизив свой солнечный голос, Хаулер наклонился к нему. Теперь он серьезен. — Чувак. Ты достаточно долго искупал свою вину.

Да. Искупал.

Первые несколько лет он потратил на то, чтобы понять, кем он был без нее. Теперь то, что раньше было

любовью, стало долгом. Вина. Обязанность. Тяжелое упрямство поставить Серену на первое место в смерти, потому что в жизни он этого не сделал.

— Серена бы поняла, — говорит Хаулер.

Он скрежещет коренными зубами и прослеживает текстуру древесины столешницы бара. Он приехал сюда не для того, чтобы быстро напиться.

Он приехал сюда, чтобы провести исследование, помочь своему лучшему другу собрать бар, а потом вернуться в Чинук.

— Как насчет Златовласки?

Соломон отхлебнул виски и уставился на друга, готовый сказать ему, чтобы он заткнулся, что они здесь всю ночь, что завтра им рано вставать. Но волчья улыбка на лице Хаулера заставляет его крутануться на табурете.

Там, в центре бара, стоит одинокая девушка, которая превратила пол в свой личный танцевальный клуб.

Он не может не смотреть. Она танцует под песню Джорджа Стрейта, но у нее нет ритма. Она хлопает не в такт, но все равно трясет бедрами, взмахивает длинными светлыми волосами и смеется, как великолепная, танцующая девчонка.

Чертовски красивая.

У него пересохло во рту. Такое ощущение, что он только что нашел золото. Да и девушка выглядит так же.

Откинув голову назад, Хаулер гогочет и потирает руки.

— Она просто прелесть.

— Не смейся, — приказывает Соломон и бросает на друга взгляд. — Она веселится. Позволь ей. — Девушка танцует в такт музыке, беззаботно покачиваясь. Бокал в руке, вино переливается через край и льется на пол, не обращая внимания на поднятые брови.

Она невысокая, но эти ноги. И эти чертовы глаза. Большие, карие, с бахромой длинных темных ресниц.

Она босиком, не обращая внимания на пыльные доски под ногами, пролитое пиво, раздавленные орешки. Ее черная майка спускается, обнажая изгиб груди. Ее рваные джинсы практически нарисованы, демонстрируя ее задницу. Она загорелая - возможно, туристка. Но чертовски красивая. Она притягивает его взгляд и держит его в плену. Он не смотрел так на женщину со времен Серены. Лицо его жены размыто. А вот лицо этой девушки - нет. В ней что-то есть. Веселая, кокетливая, беззаботная тяга, которая заставляет его жаждать узнать ее.

Женщины. Общение. Не считая матери и сестер, прошло семь долгих лет.

Голос Серены шепчет: Пора, Соломон. Шевели задницей, бородатый дурак.

Но не успел он встать, как в углу к девушке пробирается симпатичный парень с мальчишника. Соломон следит за ним, как акула. Он знает этот взгляд. Оторванный воротник. Волчья усмешка. В поисках. Он уже достаточно напугал

неудачников, подглядывающих за его сестрами, чтобы понять, что этот парень заинтересован только в том, чтобы воспользоваться ею.

Затем, обращаясь к своим друзьям, холостяк делает непристойный жест в сторону спины девушки. Не прикасаясь к ней, он обводит ладонями ее фигуру, делает вид, что обхватывает ее бедра, а затем выпячивает в ее сторону свою промежность.

Соломон резко вдыхает, его кровь закипает. Его пальцы обхватывают стакан с виски, а костяшки пальцев белеют.

— Остынь, чувак. — Хаулер застонал.

Он соскальзывает с табурета.

Зарывшись лицом в ладони, Хаулер поворачивается на табурете лицом к бару. Если полетят кулаки, у него будет возможность правдоподобно отрицать свою вину.

Соломон встает в полный рост и бросает на парня взгляд. Все, что нужно. Взгляд, говорящий, что еще один шаг - и он оторвет ему голову. Тяжело вздохнув, парень поджимает хвост и удаляется на свой мальчишник.

Не обращая внимания на удаляющегося ухажера, девушка успевает заметить Соломона прежде, чем он успевает отступить, и ее внимание останавливается на нем. Высокие скулы, полные губы, широко расставленные карие глаза, сверкающие, как роса. Он делает вдох, надеясь замедлить стук своего сердца.

— Привет, — говорит она, произнося слова без малейшего акцента. Она приподнимается на носочках, ногти на ее ногах сверкают розовым на фоне бронзовой кожи. Она хватает его за предплечье, в ее голосе звучит надежда. — Ты пришел потанцевать, горный человек?

— Я не танцую, — ответил он, и слова прозвучали грубее, чем он хотел сказать.

Позади него Хаулер испустил измученный вздох, за которым последовал «чувак».

Черт. Он был чертовски угрюм.

Ее милое лицо скривилось от разочарования, а глаза, когда-то сверкавшие, теперь потускнели.

— Ох...

Он внутренне застонал и поскреб рукой бороду. Что за проблема, черт возьми? Она хочет музыкальный автомат и два шага, а он, черт возьми, должен быть тем человеком, который ей это даст.

— Хочешь выпить? — спрашивает он, собираясь с силами и молясь, чтобы ему удалось удержать ее в своей орбите еще немного. Это неестественно. Его голос. Его предложение.

Она смотрит на него из-под темных ресниц, низко опустив подбородок.

— Да, пожалуйста. — Ее тон становится хриплым. Флиртующим.

Христос. Он задерживается на ее губах. Розовые, как глазированный пончик. Пухлые.

Вслед за девушкой Соломон направляется к бару, не обращая внимания на то, как тесно ему в промежности брюк.

— Вино? — спрашивает он через плечо.

— А что ты пьешь?

— Виски.

— Тогда, мне то же самое.

Бармен протирает тряпкой лакированную деревянную поверхность и говорит:

— Привет, босс. Что вам налить?

Девушка хмурится.

— Конечно. Он знает тебя.

— Два Blanton's, — говорит он.