Детский сад
Шрифт:
«Какие у них глаза, — отметила про себя Милена, — совсем как у людей».
— Салам! — поздоровалась Аптекарша с пони. Это было похоже на пароль. Животные спокойно возвратились к своему обычному занятию: выкапыванию копытцами травы из-под снежного покрова. К вагончику по снегу вели и другие следы. Это было своего рода передвижное собрание для Нюхачей и тянущихся к ним бродяг. Их называли кибитками.Кибитки эти постоянно кочевали с места на место. В них собирались Нюхачи. Для чего именно, Милена
По лесенке-приступке Аптекарша поднялась к двери вагончика и постучала.
— Али! Али, это я, — подала она голос.
Дверь изнутри толкнули. На полу, в той части, что была накренена вниз, скрестив ноги, сидели мужчины и женщины. Снаружи чувствовалось, что в вагончике жарко натоплено. Аптекарша толкнула Милену перед собой и, войдя, захлопнула у себя за спиной дверь.
— Прошу у всех прощения, извините, — учтиво сказала она. — Ну как он нынче, хорош?
— Просто в ударе, — мечтательно растягивая слова, произнес какой-то бородач с затуманенным взором. — Всех нас буквально оплел.
Перед вагончика дыбился кверху; половицы словно указывали на человека в черном, тоже сидевшего скрестив ноги на куцей подстилке.
Это был он, Эл. Тот самый Нюхач.
Глаза у него были сосредоточенно прикрыты. Наконец он их открыл; взгляд был устремлен на Милену.
— Ну вот, дамы-господа, — проговорил он. — На этом пока хватит. — Вдоль стенки, прижатые специальной планкой, стояли банки с чем-то вроде самогона. — Прошу всех: грейтесь, выпейте чего-нибудь. Гобелен закончим позже. — Одним гибким движением он встал, такой же рослый и поджарый, как и прежде. Не было только шляпы и балахона. На Милену он поглядел с грустью.
— Привет, — поздоровался он.
— Привет, — в тон ему откликнулась Милена.
Нюхач набросил себе на плечи плащ из тюленьей кожи.
— Да нет, настоящих тюленей ради этого истреблять не пришлось, — заметил он вслух, перехватив случайную мысль Милены. И, секунду помолчав, добавил: — Ты безусловно права: я все такой же ершистый.
Послышались добродушные смешки.
«Они все улавливают, — поняла Милена, — слышат все, что я думаю, и все понимают. Я перед ними сейчас как голая. Как же быть?»
В вагончике снова приязненно рассмеялись. Лица присутствующих были простоватыми, грубоватыми, но смотрели на Милену вполне дружелюбно.
— Хочешь тоже стать ниточкой? — спросила ее одна из сидящих. Милена ничего не поняла. Женщина как будто спохватилась. — Не беспокойся, лапонька, мы просто спрашиваем, хочешь ли ты быть частью гобелена. Ты нам всем нравишься. — Она переглянулась со своим соседом. — А вообще, ты должна всем рассказать, иначе они так и не поймут, — сказала она и поглядела на Милену с жалостливой улыбкой. — Так ведь, лапонька?
— Соль и шерсть, — перебила другая Танцовщица, тоже с улыбкой (эта — в форменной куртке Почтальона). По кибитке прошел гомон единодушного согласия. Нюхач Эл в этот момент ловко спустился по откосу пола и изящным движением натянул перчатки. На Милену он взглянул, как будто чего-то от нее ожидая, после чего, улыбчиво прикрыв на секунду глаза, неожиданно произнес, будто в некоторой растерянности:
— Прошу прощения. Я то и дело забываю, что ты меня не слышишь. Ну что, может, немного пройдемся? Заодно и поговорим. — Вблизи его бледное лицо выглядело еще более худым. Но глаза теперь не были такими запавшими и отчужденными, как прежде.
Воздух снаружи был словно пронизан ледяными иглами. Средь голых ветвей угнездилась стайка ворон, хрипловато перекаркиваясь между собой в морозной дымке. Эл помог Милене спуститься с лесенки-приступки.
— Проблема в том, чтобы застать его одного, — сказал он.
— Не поняла? — Милена была совершенно ошарашена.
— Я о Максе. Мне нужно будет оказаться с ним наедине.
— Ты уже знаешь, в чем проблема?
Эл кивнул: дескать, не перебивай.
— Так что поход на концерт или что-нибудь еще в этом роде не годится. Слишком много мыслительного шума. Лучше было бы просто к нему наведаться. И сказать открыто, чем ты занимаешься. Не знаю, почему ты считаешь, что лучше было бы как-то обвести его вокруг пальца.
— Извини, я как-то не привыкла к такой манере общения, — призналась Милена.
— Я знаю, — мрачно кивнул он.
«Тебе, наверное, не терпится поскорее со всем этим разделаться», — догадалась Милена.
— Пожалуй, да, — сказал Эл вслух, глянув на нее с поджатыми губами.
Неожиданно для себя Милена подумала: «Интересно, а какие чувства он сейчас испытывает к Хэзер?» И краем глаза заметила, как он тотчас отвернулся.
— Я однажды заставил тебя хлебнуть. Поэтому чувствую, что в долгу перед тобой, — сказал он. — Так что денег с тебя не возьму.
— Спасибо, — пробормотала Милена. А сама подумала: «Странно, я о деньгах не заговаривала. У меня о них и мысли не было».
Эл говорил быстро и строго, по существу дела:
— Надо сказать Максу начистоту, чего мы от него хотим. Наш подход такой: я просто помогаю ему вспомнить. Устрой нам что-нибудь вроде встречи, желательно непринужденной. Всегда легче, когда люди настроены на сотрудничество.
Милену по-прежнему задевало его упоминание о деньгах.
— Ты мне ничего не должен, — настойчиво сказала она.
Эл стукнул одетой в перчатку ладонью о ладонь.
— Эх, люди, если бы вы могли слышать! — воскликнул он. Как будто изъясняться словами было чем-то недостойно примитивным. — Послушай. Ты и естьХэзер. По крайней мере, она была половиной тебя. А то и больше.