Детство 2
Шрифт:
Сразу — молчание. Гробовое. А трясёт меня! Но тут музычка нужная заиграла, и вот ей-ей, отпустило! Переглянулись мы с Санькой, перемигнулись…
— Вперёд друзья, вперед пора настала [29] , Канун исхода празднует народ. Еврейское казачество восстало, В Одессе был таки переворот.Пою, стараясь изо всех сил соблюдать преувеличенную еврейскую картавость и местечковый акцент. Глаза купечества всё шире и шире, а в них такое себе недоумение, што прямо ой! А до восторга ещё допеть надо.
29
Автор
В глаза стало появляться понимание и исчезать недоумение. И восторг, пока совсем немножечко.
— Никто не шел на должность атамана, Ведь атаман поскачет первым в бой, Потом избрали Лёву Блейзермана, Он взял за это денег боже ж мой.Прорвало! Не ржут ещё конями, но таки скоро! Есть контакт! Ритм отбивают, кто-то из купчин бороду свою зажевал, штоб не в голос смеяться
— А есаулом выбрали мы Каца, За твердость духа и огромный нос, Он в знамя нам не разрешал сморкаться, И отвечать вопросом на вопрос.«Яр» отозвался сдавленными смешливыми рыданиями, в глазах — ну полный восторг! А Санька, шалопет, ещё и маршировать под песню начал! А потому как не умеет, то умора совершеннейшая!
— Вот грянул бой, а что мы можем сделать? Кругом враги, а вдруг они сильней, Свои ряды мы развернули смело, И боевых пришпорили коней. Мы мчались в тыл, как полем черный вихрь, Решив, что смерть не люба казаку, Как развевались пейсы наши лихо, Сплетаясь с гривой конской на скаку. Наш атаман догнал нас на кобыле, Я умоляю в бой вернуться вас, А кони были в перхоти и в мыле, И казаки не слухали приказ. Тут вышел Кац, Шалом браты-казаки, Кто в бой пойдёть представлю к орденам, А тот кто откупился от атаки, Тот подвозить снаряды будет нам.Купчины вперёд подались — все превсе прям! И кто бороду зажёвывает, а кто и скатерть. Слушают!
— Мы не сдались на уговоры эти, Там пулемет, а кто у нас герой?! Наш Рабинович скрылся в лазарете, Сказав, что ранен прямо в геморрой. На нас врагов надвинулась лавина, Ряды штыков, огня свинцовый шквал, Мы защищали нашего раввина, Он бойко нам патроны продавал. Но враг силен и были мы разбиты, Едва успевши распродать обоз, Мы записались все в антисемиты, Так был решён еврейский наш вопрос.Любо! — Заорал
И перстень с себя срывать! Но тут быстро официанты сообразили, у них такие сцены не впервой. С подносами пустыми — раз! И пробежались. Да к нашему столику.
А там! Мама дорогая! Горой! Ассигнации, часы, перстни, портсигары, табакерка даже! Три раза пели на бис. Потом перемигнулись, сигнал музыкантам дали, и как вжарили!
— Как на Дерибасовской…Да танцами такими себе еврейскими!
Еле отпустили. Каждый прям што-то сказать норовил, да кто по голове потрепать, а кто и руку пожать! И денег ещё перепало. Некоторые, правда, свои подарки назад забрали, но пообещали вернуть потом с гравировкой подарственной.
Ценности с подноса — в мешок, без счёта! И в банк. Вышли когда, меня ажно штормило. Двадцать три тыщи без малого, и это только деньгами! А ещё портсигары всякие.
А Владимир Алексеевич смеется только.
— Эх, щеглы! Знали бы вы, сколько на балет уходит! Одна балерина обходится порой дороже крейсера!
И вижу — не врёт ведь! Такие себе глаза потому как — вроде и смеётся, но горечь в них.
Тридцать первая глава
«— Весна пришла в Париж, но не радует она простых парижан!» [30]
Непроизвольно потянул носом по шлейфу сигаретного дымка, потёр уши. Тянет курить… а дорого! Пришлось бросить. Много чего пришлось.
Во Францию попал по одной из сложно закрученных учебных программ. Нахожусь вполне легально, а вот с работой — шиш! Не имею права. А жить на что-то надо, вот и кручусь.
30
Над Парижем светит солнце, но парижан оно не радует. Авторство фразы «Весна пришла в Париж, но не радует она простых парижан», к сожалению, установить теперь сложно: оба главных претендента — Георгий Зубков и Анатолий Потапов — блистательно под эти цели подходят. Злые языки утверждали, что эта фенологическая аллюзия далеко не случайна: мол, автор отсылает слушателя и зрителя к не менее легендарному «Над Испанией безоблачное небо». С почти 100 %-ной вероятностью эту версию можно считать апокрифом: уж больно глубока аллюзия.
Тяжело, слов нет! Дорогой город, просто охренеть насколько! Квартиру снимаю в арабском гетто, хотя сроду не подумал бы, что в принципе сунусь туда. А вот припекло, и сунулся, и ничего так, живу. А куда деваться?
Своеобразный народец. Не плохие, но и не хорошие, сами по себе, отдельно от Парижа и Франции.
Пытались вначале на излом пробовать, но даже до драки не дошло. Жёстко поговорили, но без перехода на личности. Да как-то так и прижился. Не я один, к слову. Хватает здесь белой нищеты.
Не потому, что крут безмерно или там русских уважают. Вот уж чего нет! Просто делить нечего. Пусть не араб и не африканец, но и не полноценный европеец. Русский.
В общении с французами это скорее минус, они те ещё шовинисты. С арабами как раз нормально более-менее. Ни СССР, ни Россия к ним с цивилизаторскими миссиями не лезли, потому к нам претензий особых и нет.
А вот к европейцам есть. Арабы и африканцы себя не просителями и беженцами ощущают, а скорее этакими справедливцами.
Европейцы лезут к ним, выкачивая недра и проводя гуманитарные бомбардировки? Ну так и нечего удивляться потоку людей, хлынувших в прекрасную Европу, и не собирающихся работать. Пособия воспринимаются как несправедливо маленький налог от Европы на экономическую, а порой и военную оккупацию их родных стран.
Снимаю квартиру вместе с парой алжирцев. Такие себе чёткие пацанчики, ну да не мне пенять. Нормально всё.
— Русский! — Окликнул меня по возвращению с курсов Ахмед, выгуливающий во дворе малолетних отпрысков, — Зайдёшь посмотреть? Течёт!