Детство
Шрифт:
– «А разве домоуправления в Москве в те дни работали?» – вспомнил Пётр свои давние трудности.
– «Да! Мы работали! Ходили по домам – проверяли светомаскировку, с людьми говорили, опечатывали пустующие квартиры… Ох, и уставала я тогда по этажам шастать!» – вспомнила Ксения Алексеевна.
– «А я жду и жду жену домой, а её всё нет и нет! Я тогда пошёл на станцию – встречать её и увидел, что сообщение с Москвой прервано, и всё понял!» – добавил Борис.
– «Мы
– «А числа с двадцатого сообщение восстановили! Но пассажирские вагоны оказались какие-то старые, допотопные!» – вмешался Борис.
– «Наверное, с царских времён? Там были и пригородные и спальные. Зато я, хоть домой стала ездить, правда ходили они без всякого расписания!» – уточнила его жена.
Из дальнейших рассказов брата и Ксении Пётр узнал, что их бомбили точно по расписанию – в семь и в десять вечера, когда жители Малаховки возвращались с работы, в том числе приезжали из Москвы. Но самой большой проблемой для Ксении было уехать в Москву утром. Поезда ходили не по расписанию, а приехавший люд спешил на знаменитый Малаховский рынок и с него, создавая на станции непроходимую толкучку. Поэтому Ксении Алексеевне иногда приходилось садиться на внезапно подошедший из Москвы поезд, чтобы на следующей станции Удельная пересесть на встречный до Москвы. Однако Малаховский рынок помогал многим людям поменять свои вещи на продукты и наоборот. Но вскоре, в марте, когда фронт откатился от Москвы, пустили и электричку, правда, пока лишь от Москвы до Люберец, от которых до Малаховки уже можно было дойти пешком. А это около десяти километров!? Самым трудным было пройти по охраняемому мосту через реку Пехорку. Иногда приходилось делать крюк.
Но к маю электричка пошла дальше, всё вошло в норму.
– Да! Пришлось Сюте помучиться! Волевая женщина! – взглянул Пётр на невестку восторженными глазами.
– «Ну, а весной, опасаясь голода, все занялись огородами! Овощи сажали не только на своей земле, но и на всех пустующих. Картофельные гряды были даже вдоль путей! У нас всё было засажено картошкой!» – с гордостью взглянул на жену Борис.
Ведь сельскохозяйственными работами на их приусадебном участке в основном приходилось заниматься Ксении Алексеевне.
Именно она прервала их затянувшуюся допоздна беседу, так как на следующий день семье предстояло множество дел, а братьям ещё и хорошенько поплотничать.
Утром в понедельник Пётр Петрович ехал на работу в приподнятом настроении. Ведь в воскресенье ему удалось потрудиться физически. И эта работа, по которой он давно соскучился, увлекла, просто захлестнула его.
Тем временем, и происходящие в мире события всё больше захлёстывали П.П. Кочета.
Для разработки статуса Индокитайской федерации французские колониальные власти неожиданно 2 августа открыли во вьетнамском городе Далат вторую конференцию. Поэтому делегация Хо Ши Мина прервал своё участие в конференции в Фонтенбло.
– Похоже, хитрые французы опять выкинули фортель! Наверно, чтоб обмануть Хо Ши Мина? Ну-ну, дождётесь! Видимо дело опять идёт к новой войне?! – предположил Кочет.
И последующие события косвенно подтвердили факт наступления бывших колоний на свою метрополию.
Тунисская компартия 4 августа распространила программу упразднения французского протектората с целью достижения независимости своей страны.
А их соседи – алжирцы – устами депутата Учредительного собрания Франции Ферхата Аббаса внесли в него проект конституции Алжирской республики, предусматривающий внутреннюю автономию Алжира. Но его проект был отвергнут.
– Ничего! Не всё сразу! Курочка, как известно, по зёрнышку клюёт! Лиха беда – начало! – рассуждал аналитик.
А на противоположной части материка Временный народный комитет Северной Кореи 10 августа национализировал японские и частные корейские промышленные предприятия, транспорт, банки и средства связи.
– Давно пора! – поддержал своих «братьев корейцев» Кочет.
В Тунисе же, ранее созданный по инициативе партии «Новый Дистур», руководимой Хабибом Бургибой, тунисский Национальный конгресс 23 августа принял декларацию о независимости Туниса. Однако французы не признали её, сохранив свой протекторат над Тунисом.
– И здесь, похоже, дело идёт к войне за независимость?! – предположил Пётр Петрович.
Послевоенные международные отношения во многих частях планеты постепенно накалялись. Закончилось, вызванное победой над фашизмом, иллюзорное ожидание нового мира и нового мирового порядка. Как раз за него теперь и разворачивалась новая и, видимо, не менее ожесточённая борьба.
Временная кажущаяся международная оттепель заканчивалось, как и заканчивалось лето. В воскресенье вечером 25 августа Пётр и Алевтина вместе покинули Малаховку, окончательно возвратясь домой.
А на работе П.П. Кочета неожиданно вызвал к себе старший помощник министра Б.Ф. Подцероб.
– «Пётр Петрович, я не забыл о вашей просьбе! И у меня для вас приятная новость! Руководство обдумало и удовлетворило ваше пожелание совершенствоваться во французском языке. Но с учётом уже укомплектованности курса в ВДШ, с учётом ваших воинских заслуг и разнообразных квалификаций, вы направляетесь на краткосрочные курсы повышения квалификации в ВИИЯКА! Ваши занятия там начнутся с девятого сентября! Но вам надо туда прибыть четвёртого числа! Вот ваше направление и необходимые документы – характеристика, выписки и прочее…, сами потом посмотрите! Идите в отдел кадров – оформляйте учебную командировку!» – протянул он растерявшемуся Кочету пачку бумаг.
– «Спасибо, Борис Фёдорович! А то я, было, совсем расстроился, что пролетел мимо ВДШ! Спасибо!» – принял он документы, крепко пожимая руку старшего помощника министра.
– «Да не стоит благодарности! Кстати, Пётр Петрович, по секрету скажу, что вами тут интересовались военные… из разведки! Так что смотрите…!» – непонятно на что намекнул молодой земляк, хитро улыбаясь.
– Ну, что ж! Процесс, как говориться, пошёл! Не в ВДШ, так на курсы повышения квалификации! А что это он намекал по поводу военной разведки?! ВИИЯКА?! Ха, вспомнили обо мне! Ладно! Поживём, увидим, узнаем, посмотрим! – радовался Кочет.