Дева Мария
Шрифт:
Пухлой и вялой Целоване лет двадцать, у неё шикарные длинные волосы угольного цвета, которые она заплетает в высокую японскую причёску. Энергичная Руздана в тесных лосинах и бейсболке хлопочет по дому и саду, бегает в магазин и по соседям, а изнеженная брюнетка-дочь появляется на улице не слишком часто. Возможно, она астматичка: несколько раз Машка видела её с баллончиком-ингалятором.
Если
Их мужа и отца Машка ни разу не видела. Похоже, в семье Шмелей вообще нет мужиков. Но Машка и сама растёт без отца, мать родила её по недоразумению, залетев в городе от женатого раздолбая. Кажется, по-настоящему раздолбая звали вовсе даже не Владимиром, а машкино отчество вписали в ЗАГСе от балды. Среди матерей-одиночек это обычная практика.
***
Изнывая от безделья, вечером Машка укарауливает момент и идёт пошариться в столярке у деда. Дед Филипп ушёл шабашить к Чердаковым, он ставит им новое окно, и Машка, конечно, знает, где хранится ключ от мастерской. Денег там не найти, но иногда под верстаком у деда припасена бутылка-другая водочки, выпивкой с ним расплачиваются мелкие заказчики. Машка не прочь хряпнуть для настроения сто грамм, пока мамка не видит.
Увы, сегодня с выпивкой негусто. Оглядываясь на дверь, Киса быстро шарит за верстаком, за штабелем досок, на полке за канистрами, но отыскивает лишь остатки какой-то домашней сивухи, явно не магазинного происхождения. Сморщившись, лазутчица выливает сивуху в рот, закусывает завалявшейся карамелькой, возвращает бутылку на место.
Вроде ничего, прокатила и сивуха. Ожидая, пока спиртное уляжется в желудке, Киса слоняется вокруг верстака. Полки у деда завалены банками с шурупами, свёрлами, ножовочными полотнами, вырезками из книг по столярному делу и другими бумажками. На стене возле лампы на гвоздь насажен «проэкт» будущих подцветошников для мадам Рузданы Шмель – чтобы был перед глазами. На школьном клетчатом листочке аккуратно начерчена схема досок с отверстиями под вазоны. Ровным почерком прописаны цифры в миллиметрах: высота, ширина, диаметр…
Машка вперивается взглядом в схему и замирает. Затем начинает смеяться.
– Нифассе, «подцветошники»! «Для раскидистых комнатных растений», ха-ха-ха! Во даёт Руза-медуза! А дед-то, дед? Неужели не догадался?
***
Теперь взбодрившейся сивухой Машке есть над чем пораскинуть мозгами, но в столярке у деда долго пастись нельзя – будет шухер. В ограду, потягиваясь, выползает мать: настало время вечернего полива. На всякий случай мать окликает Машку (та не отзывается). Выругавшись, мамка сама включает возле бани насос, плетётся поливать капусту.
– Как жрать – так подавай, а помогать не дозовёшься… – бурчит мамаша. – Где опять носится, лярва? Чашку воды на старость не поднесёт.
Выждав момент, Машка неслышно ускользает к себе на поветь, прихватив из дома огурец и кусок пирога со скумбрией. Искать её наверху мать не полезет – боится ненадёжной лесенки. По молодости она ломала ногу на ступеньке электрички и с тех пор испытывает панический страх перед высотой.
Покуривая на повети, Машка размышляет о «подцветошнике», заказанном Рузданой, который оказался вовсе не подцветошником. На картинке Рузданы Рудольфовны изображены самые натуральные пыточные колодки, какие надевали на невольников во времена Ивана Грозного. Шарнирные разъёмы, две овальных дыры для рук, две дыры для ног и большая – для человеческой шеи. Серьёзная хреновина. Если напялить на кого-нибудь эти доски и защёлкнуть замки, в такой сбруе он далеко не убежит.
Конец ознакомительного фрагмента.