Дева-воительница
Шрифт:
Боже, как он хочет ее! Нет, нуждается в ней.
К черту его обещание! К черту честь! Он должен обладать ею! Сейчас же! Немедленно!
Дейрдре застонала, закрыв глаза. Этот мягкий звук, полный женского томления, был гарантией, что в этот раз она не откажет ему.
И все же чертовой девке каким-то образом удалось побороть свои инстинкты упрямством, которое бросило вызов природе.
– Нет! – выдохнула она, противореча сама себе объятием, которое сделалось еще крепче. – Прекрати!
Неверие, отчаяние и ярость боролись в нем. Прекратить? Конечно же, она это не всерьез. Она хочет его. Он знает, что хочет. Так как же она может говорить ему «нет»?
Но когда ее пальцы начали тянуть его за волосы, отрывая от себя, стало ясно, что она снова намерена отвергнуть его. Ее грудь выскользнула из его рта, прекращая пир, который так и не завершился.
Покачнувшись, он отступил на шаг, уставившись на нее из-под полуопущенных век, приоткрыв рот, тяжело и неровно дыша. Она тоже казалась растерянной, судорожно, неловкими пальцами натягивая платье на плечо.
Несколько долгих мгновений в комнате слышался лишь звук их тяжелого дыхания. Когда она наконец заговорила, голос ее был хриплым и дрожал.
– Я заплатила твою цену. Значит, завтра… на ристалище… на рассвете?
Пэган медленно сжимал челюсти, пока зубы не скрипнули. Как смеет Дейрдре сводить этот момент взаимной страсти к простой сделке? Она что, совсем без сердца? Или в ее жилах вместо крови ледяная вода?
С трудом поборов порыв врезать кулаком в стену от расстройства, он прорычал:
– Да!
Она коротко кивнула, затем повернулась к нему спиной, демонстративно снимая и складывая покрывало, отмахиваясь от него так же легко, как от назойливой мухи.
Он вскипел от бессильной ярости, подавляя непреодолимое желание схватить ее за руку, развернуть и впиться ей в рот так неистово, что ее губы потом неделю будут гореть. Но он ведь сам сказал: один поцелуй. Не больше.
Пэган крутанулся на пятках и выскочил в зал, так хрястнув новой дверью, что услышал, как оружие, висящее на стене в комнате, свалилось на пол.
С первой же девицей, на которую упадет его взгляд, он переспит, пообещал себе Пэган, топая по лестнице. В паху горело адским пламенем. Ад и все дьяволы! В конце концов, это же вредно – так сдерживать свою похоть.
Войдя в большой зал, он заметил одну из служанок, прислуживающих за ужином, которая лавировала среди других слуг, убирающих со столов. Она призывно улыбнулась ему. Он вскинул бровь и кивнул в сторону кладовой. Ее улыбка сделалась шире.
В его теперешнем состоянии потребуется всего каких-нибудь пара секунд, чтобы облегчить боль. В другом конце зала отец Дейрдре собрал вокруг себя мужчин, чтобы сыграть еженощную партию-другую в кости. Пэган будет осмотрителен, и никто ничего не узнает.
Он понаблюдал, как девица проскользнула за ширму кладовой, немного подождал и направился к тому месту, где она исчезла.
В кладовой было темно, прохладно и пахло созревшим сыром. Он бы предпочел более удобное место для совокупления, но ждать больше не мог.
Ее тихое хихиканье привело его в самый темный угол кладовой. Он не терял времени, схватив ее за плечи и впившись грубым поцелуем в ее жаждущие губы. Она заерзала, придвигаясь ближе, и задрала юбки вверх, а он сунул палец в ее низкий вырез, освобождая одну огромную грудь. Целуя ее, он мял мягкую плоть пышной груди в ладони. Еще совсем чуть-чуть, подумал Пэган, и он получит награду, которую заслужил.
Но, несмотря на то что тело девушки было податливым, жаждущим, он осознал, что она не заставляет его сердце безумно колотиться, а дыхание замирать – как Дейрдре. И волна желания не охватывает его. Рот ее совсем не такой сладкий, как у Дейрдре. Даже ее стоны кажутся притворными в сравнении с прерывистыми вздохами Дейрдре.
Он оторвался от нее и почувствовал, как член обмяк.
– Дьявольщина, – пробормотал он.
– Что случилось? – удивилась служанка.
– Уходи! – рявкнул Пэган. – Просто уходи!
Чертыхаясь разочарованно и презрительно, она поспешила прочь. Когда она ушла, Пэган прислонился к стене и в раздражении стукнулся головой о холодную штукатурку. Никогда еще его тело не терпело такой жалкой неудачи. Это нелепо. Он как бродяжка, который скорее умрет с голоду, чем съест что-нибудь худшее, чем пища лорда.
Утром, поклялся Пэган, он так вымотает Дейрдре на тренировочном поле, так изнурит ее упражнениями, что руки и ноги откажутся ей служить. Может, тогда у нее не останется сил сопротивляться ему.
– Вставай, ленивица! Рассвет уже давно наступил. – Пэган хлопнул Дейрдре по заду, резко разбудив.
Еще до того как она открыла глаза, ее рука инстинктивно нырнула под подушку за оружием, но нащупала пустоту.
– Где мой кинжал? – пробормотала она.
Он со стуком распахнул ставни на окне, впуская свет восходящего солнца.
– Ты спишь с рыцарем Камелиарда в качестве охраны, – сказал он, застегивая портупею с мечом. – Тебе не нужен кинжал. Пустая затея.
Дейрдре нахмурилась, но была слишком сонной, чтобы спорить. Она села на кровати, глаза заспанные, волосы соблазнительно растрепаны, плечи восхитительно обнажены.
Но Пэган заставил себя отвести взгляд. Он провел долгую ночь, наблюдая за своей мирно спящей женой, в то время как лежал лишь в нескольких дюймах, напряженный и отчаявшийся, и пришел к выводу, что только мучает себя, желая ее. Из ее вчерашнего поведения очевидно, что Дейрдре ничуть не терзается. Возможно, она испытывает вполне естественное сладострастное томление, его поцелуи не могут оставлять ее равнодушной, но ей все равно удается каким-то чудом подавить волнение девичьей плоти.
Что ж, прекрасно, решил он. Если Дейрдре не желает признавать свою женскую сущность, если хочет, чтобы с ней обращались как с мужчиной, если ей не надо от него ничего, кроме военного альянса с его людьми, значит, черт бы ее побрал, он сделает ей такое одолжение. Он не станет обращать внимание на свои телесные желания. Он забудет, что она его жена. Он будет воспринимать ее как одного из своих рыцарей, как ни трудно это было представить.