Девадаси. Верность любви
Шрифт:
За такими мыслями ее застал муж. Вопреки обыкновению он вернулся домой днем и сразу поднялся в комнату жены.
— Дорогая, у меня для тебя сюрприз! — сообщил он, с довольным видом потирая руки.
Урсула медленно повернулась и посмотрела на мужа. В напряженном бледном лице сквозила обреченность. Она словно хотела сказать: что, опять переезд, смена места, не менее бессмысленная, чем перемена декораций в бездарном спектакле?
Очевидно, Франсуа прочитал ее мысли, потому что со смехом сказал:
— В хорошем смысле! Спустись вниз. В холле стоят две девушки, они хотят наняться
Урсула удивленно подняла брови. Франсуа не раз говорил, что терпеть не может маленьких детей и что его раздражает детский плач. На всякий случай она сказала:
— Пусть мама тоже сойдет и посмотрит.
В темных глазах Франсуа появился тот особый блеск, какой бывал в глазах Гастона Друо, когда он хотел поступить по-своему.
— Твоя мать наверняка начнет придираться и откажет индианкам. В конце концов, кто здесь хозяин?! Надо взять этих девушек! Поверь, ты не найдешь никого лучше!
Урсула мельком взглянула на себя в зеркало и встала. На ней было платье из желтого атласа с мелким коричневым узором, оттенявшее позолоченную солнцем кожу и перехваченное поясом цвета темного меда. Носить парик в такую жару было невыносимо, и ее собственные темно-каштановые волосы ввиду отсутствия горничной были причесаны очень скромно. Молодая женщина вскинула голову, словно ее оттягивал тяжелый узел на затылке, и вышла из комнаты следом за мужем.
В холле, выложенном каменными плитами, стоял полумрак и было прохладно. Здесь намеренно не стелили тяжелых ковров и было слышно, как отдаются шаги. Чудом проникающие сквозь жалюзи солнечные блики были рассыпаны по темному полу, как золотые монеты.
Урсула сделала несколько шагов и остановилась, глядя на девушек с любопытством и страхом.
Сестры? Урсула не заметила между ними никакого сходства. Одна из индианок, худая и темнокожая, одетая в пеструю желто-зеленую цыганскую юбку и такую короткую кофточку, что живот оставался неприлично открытым, походила на вульгарную уличную танцовщицу. Ее настороженные, дерзкие черные, как оливки, глаза быстро окинули Урсулу с головы до ног.
Вторая, со светлым, нежным и грустным лицом, завернутая в темно-синее сари, низко поклонилась, несмотря на то что держала на руках ребенка, совсем крошку, одного или двух месяцев от роду. Именно эта девушка произнесла по-французски, с сильным акцентом, не совсем правильно, но все же довольно понятно:
— Мы хотим у вас работать.
— Мне нужна горничная, — растерянно произнесла Урсула. — Что вы умеете делать?
Девушка быстро перевела эту фразу «сестре», а та обронила несколько непонятных слов, чем разозлила Урсулу. Молодая женщина не выносила, когда при ней говорили на незнакомом языке. Она повернулась к Франсуа и с вызовом произнесла:
— Ты хочешь сказать, что одна из них сможет делать прически, затягивать корсет, гладить платья и чинить белье?
— Почему нет? —
— Откуда вы знаете язык? — поинтересовалась Урсула.
— Я жила в английском военном лагере.
— В английском? — насмешливо повторила хозяйка. — Так вы и английский знаете?
— Немного, — индианка отвечала со всей серьезностью, старательно подбирая слова. У нее было задумчивое, немного печальное лицо, бездонные глаза и изящно изогнутые чувственные губы.
Она отличалась от местных женщин, каких Урсула привыкла видеть на улице. В ней была незащищенность, но чувствовалась и независимость, некий внутренний стержень.
— Ваш муж знает, что вы сюда пришли? — Урсула кивнула на ребенка и улыбнулась так, словно заранее знала ответ.
Девушка на мгновение сжала губы, потом ответила:
— Мы в разлуке. К несчастью, сейчас я не знаю, где он.
— Это был англичанин?
— Француз.
Глаза Урсулы загорелись. Ей нестерпимо захотелось унизить девушку, указать на ее положение, поставить на место. Жила в военном лагере! С мужчиной! Французом! Быть может, не с одним! И вот результат — незаконнорожденный ребенок! Ее наверняка выгнали из дому. А за компанию и вторую — за неуживчивый характер и дерзость.
— Вот как? — с иронией произнесла она. — Кто он такой?
— Он служил переводчиком.
— Вы познакомились в лагере?
— Не совсем так… — Девушка начала волноваться, а ее спутница, не понимающая, о чем идет речь, буквально подпрыгивала на месте и пронзала Урсулу неприязненными взглядами.
Франсуа рассмеялся.
— Ты не успокоишься, пока не узнаешь ее биографию! Да, эта девушка родила ребенка от иностранного солдата — обычное дело во время войны! А ее сестра была уличной танцовщицей — это не позор для индийской женщины. Они живут в бедной хижине на окраине города, их некому защитить, вот они и решили попробовать изменить свою жизнь и поправить положение. Здесь у них будут стол и кров, они смогут чувствовать себя в безопасности.
— Как их зовут?
— Одну — Тулси, вторую — Кири, — сообщил Франсуа и добавил: — Я их уже расспрашивал.
— Вот эту, — Урсула показала на Кири, — не возьму!
Услышав ее ответ, Тулси учтиво поклонилась и с достоинством промолвила:
— Простите, мадам. В таком случае мы уходим. Мы привыкли быть вместе.
Она повернулась и направилась к выходу, бережно прижимая к груди спящего малыша. Лицо Франсуа исказилось от злобы, но, к удивлению Урсулы, он обратил свой гнев не на индианок, а на нее.
— Ты хуже ребенка! Мне надоели твои капризы! Вы с матерью целыми днями ноете, что у вас нет ни одной служанки, но когда приходят две вполне подходящие девушки, ты их не берешь!
— Я не хотела брать эту… уличную танцовщицу, — пролепетала ошеломленная Урсула. — Она смотрела на меня так, будто это я нанимаюсь к ней на работу! Разглядывала с ног до головы и при этом делала презрительное лицо!
— Не все ли равно, как она смотрит, лишь бы хорошо убирала в доме. Или ты хочешь делать это сама?! — вскричал Франсуа. В его взгляде было что-то хищное и неукротимое.