Девадаси
Шрифт:
— Вы получили хорошее образование, — смущенно промолвил Джеральд. — Не то что я. Мне трудно понять… все это.
— Способность воспринимать прекрасное дается человеку с рождения или не дается вообще, как и способность сопереживать.
— Я знаю, вы смотрите на нас как на жестоких и грубых завоевателей, Киран. Поверьте, я не виноват в том, что был несчастлив в своей стране, что, будучи молодым, здоровым и сильным, погибал от нищеты. Поездка в Индию стала для меня спасением.
«Теперь, благодаря таким, как ты, от голода
— Жаль, что вы не стремитесь понять нашу культуру. Увидев каменный лингам, ваш друг хохотал, как безумный. Стал бы он смеяться в своем храме?
Джеральд улыбнулся. Вчера он сам едва удержался от смеха.
— Не сердитесь на Томаса. У нас не было времени изучать культуру вашей страны. Мы только и делали, что воевали. Наши священники считают все плотское скверной. Религия и… лингам — нечто настолько не сочетаемое…
— Я знаю, что в вашем представлении физическая близость унизительна, особенно для женщины. У нас все наоборот, — сказал Киран и, подумав, добавил: — Позвольте дать вам совет: не обижайте индийскую девушку. Скорее всего, вам отдадут какую-нибудь несчастную, осужденную на необходимость принимать иностранцев и представителей низших каст.
Англичанин покраснел.
— Я не собираюсь ее обижать.
После того как молодые люди переговорили со жрецом, к ним вышли две девадаси.
Одна из них была красива мрачноватой, завораживающей взор красотой. У нее был твердый взгляд и плотно сжатые губы. Кирану показалось, что душа молодой индианки закована в стальную броню.
Вторая казалась нежнее и мягче. Чувственное лицо, выразительные глаза. Она была одета в ярко-желтое сари, красиво оттенявшее гладкую смуглую кожу.
Это были Тара и Амрита, которую подруга попросила пойти с ней «для поддержки».
Англичанин показался Амрите неуклюжим и грубым. Второй юноша, индиец, выглядел несколько замкнутым и высокомерным. У него было лицо человека, который редко обращает внимание на то, что творится вокруг, и посвящает время умственным занятиям.
Похоже, он был из тех, кого не привлекает искусство девадаси. Внезапно Амрите стало стыдно оттого, что он может увидеть в ней женщину, способную отдаться любому мужчине. Встретив пристальный, изучающий и одновременно осуждающий взгляд молодого человека, Амрита впервые почувствовала себя не «женой бога», а обычной проституткой.
Тара подошла к англичанину, смело посмотрела ему в глаза и что-то сказала.
— Эта девушка пойдет с вами и исполнит ваши желания, — перевел Киран, негодуя оттого, что ему приходится выступать в роли посредника в таком щекотливом, он бы даже сказал, непристойном деле.
Тара повернулась и быстро пошла вперед. Озадаченный Джеральд последовал за ней.
— Ваша подруга за что-то наказана? — спросил Киран Амриту, когда они остались одни.
Девушка вздрогнула. Этот человек прекрасно понимал, что происходит!
Она решила сказать правду.
— Да. За то, что осмелилась поставить любовь к смертному мужчине выше любви к богу.
— Какие жестокие нравы, — заметил молодой человек.
— Таковы правила жизни в храме, — ответила Амрита. — Их нельзя нарушать.
— Правда, что девадаси не могут выйти замуж? — спросил он, и лицо девушки залила краска.
— Мы все «жены Шивы».
— Давно вы в храме?
— Десять лет.
— Как вы здесь оказались? — Его голос звучал требовательно и строго, как будто она была обязана отвечать.
— Мои родители — бедные люди. У них было семь дочерей и два сына. Когда один человек посоветовал посвятить меня богу, они так и сделали.
— Вам здесь нравится?
— Да. Я знаю, для чего живу, рядом находятся люди, которые меня понимают. Я люблю танцевать. Здесь со мной не может случиться ничего плохого.
— Иным словом, вы боитесь жизни за пределами храма, потому что ничего о ней не знаете.
Амрита позволила себе улыбнуться.
— Когда меня привезли в храм, мне было семь лет. Конечно, я все забыла.
— Вы правы, — задумчиво произнес Киран. — Там, в другой жизни, многие люди голодают, страну раздирают колониальные войны. А здесь нет недостатка ни в еде, ни в красивых нарядах, ни в украшениях, ни… в развлечениях.
Амрита почувствовала, что он осуждает ее, только не понимала за что.
— А вы, — спросила она, желая защититься, — зачем сюда приехали?
— Мне навязали эту поездку, а в придачу еще и двух англичан! Они знакомые моего отца, и я знаю их язык, — холодно ответил Киран.
— Вам, вероятно, неинтересно то, что происходит в храме. — Амрита не скрывала своего разочарования.
— Я хорошо изучил европейскую культуру и не могу воспринимать всерьез то, во что вы верите как в единственную истину.
— Вам нравится все английское, но при этом вы не любите англичан, — заметила Амрита.
— Я не люблю завоевателей своей страны, только и всего. Мне неприятно подчиняться этим людям.
«Интересно, умеет ли он улыбаться?» — подумала девушка. Без сомнения, приветливость прибавила бы ему обаяния и привлекательности.
— К какой касте принадлежали ваши родители? — поинтересовался Киран. — Не каждый отдаст свою дочь в храмовые танцовщицы!
— Я шудра, — призналась девушка и погрустнела. Ее собеседник наверняка принадлежал к одной из высших каст.
— Кажется, храм — это такое место, где кастовые различия не имеют решающего значения? — заметил Киран. — Я имею в виду, для танцовщиц, музыкантов…
— Вы правы.
— Впрочем, вы не просто танцовщица, вы — девадаси. Вы исполняете ритуальный танец, за которым следует… другой ритуал. Совершая его, вы испытываете такое же удовольствие, как и от танца?