Девиантный Король
Шрифт:
Затем я вышла из оцепенения и попросила сделать селфи с как можно большим количеством из них, включая тренера Эмери.
Я в оцепенении смотрю на фотографии, пока мы с Эйденом сидим за ужином. Мы в том же кафе-ресторане, что и в прошлый раз. Снизу доносится какая-то невнятная болтовня. На верхнем этаже тихо. Только пожилой джентльмен из другого времени сидит у окна, читает книгу и потягивает кофе.
Мои пальцы скользят по телефону. Не могу поверить, что я улыбалась как нормальный человек и на самом деле не облизывала
— Дядя будет ооочень завидно, когда я покажу ему фотографии. — я рассеянно пью апельсиновый сок. — Я так буду злорадствовать по поводу встречи со своими кумирами.
— Ты закончила?
Эйден не выглядит удивленным.
Он был в плохом настроении с тех пор, как практически вытащил меня из раздевалки.
Я перевожу взгляд с телефона на него. Он снял пиджак, оставшись в белой рубашке с закатанными до локтей манжетами. Вид его сильных предплечий и татуировок каждый раз заводит меня. Он запихивает в рот картошку фри и свирепо смотрит на мой телефон.
Он, кажется, не впечатлен моим энтузиазмом, но я все равно улыбаюсь ему. Встреча с игроками Арсенала такой странный момент в моей жизни. Я даже не думала, что это возможно, если только я не буду бродить перед стадионом в течение многих лет и надеяться на фото.
Однако при правильных связях и фамилии Кинг все может быть возможно. Эйден сказал, что президент Арсенала друг семьи. Конечно, так оно и есть. Иначе Эйден не смог бы привести меня прямо в раздевалку команды.
— Спасибо, что свозил меня туда, — говорю я. — Это сделало день лучшим. Нет, целый год!
Он хмыкает в ответ и продолжает запихивать картошку фри себе в глотку.
— Перестань пялиться на свой телефон и ешь. Ты не притронулась к еде.
— Ладнооо. Ты говоришь как тетя. — я кладу телефон на стол и погружаюсь в свой салат. — Из-за чего ты так расстроен?
— Ты ведешь себя так, будто не знаешь?
— Э-э... не совсем? У тебя, кажется, трусики в беспорядке с тех пор, как ты оказался в раздевалке.
— Не боготвори других мужчин передо мной. Мне это не нравится.
Взрыв смеха вырывается из горла.
— Ты ревнуешь, могущественный Кинг?
— Блядь да, я ревную. Я так одержим тобой, что это сводит меня с ума, черт возьми.
Я сдерживаю улыбку и пытаюсь скрыть ее салатом. Неужели это так неправильно, что мне нравится сводить его с ума? Я кайфую от этого чувства и, как любой наркоман, хочу большего.
— Так вот почему ты ударил Ксандера и угрожал Коулу?
Он делает паузу, слегка прищурив глаза, прежде чем одарить меня дьявольской угрожающей улыбкой.
— Думаешь, это забавно злить меня?
— Не понимаю, о чем ты говоришь.
— Так вот почему ты устроила это шоу с Нэшем?
— Мы с Коулом обсуждали философские теории.
— Например?
Я наклоняю голову. Коул сказал, что
Я все еще не думаю, что он из тех, кто интересуется философией.
— Экзистенциализм, — говорю я. — Когда-нибудь слышал о таком?
— Скучно и нелогично. Следующее?
Я играю вилкой на тарелке. Если бы он думал, что это скучно и нелогично, он бы не сохранил копию «Тошноты». Я чертовски уверена, что вернула бы свой экземпляр в библиотеку, как только расправилась бы с книгой.
— Ты когда-нибудь читал какую-нибудь книгу Жан-Поля Сартра? — я подсказываю.
— Пару книг. — он долго молчит, и я думаю, что он закончил говорить. — Моя мать питала слабость к французским философам.
Что с ней случилось?
Вопрос вертится у меня на кончике языка, но сомневаюсь, что он ответит на него, и не хочу показаться назойливой, поэтому спрашиваю:
— Что еще ей нравилось?
— Я. — он улыбается, казалось, погруженный в собственные мысли. — Предполагаю, что я единственный человек, который ей нравился.
— Что насчет твоего отца?
— Возможно, в какой-то момент, но я никогда не был свидетелем этого. Она отдалилась от Джонатана так же сильно, как он отдалился от нее. Его работа стояла на первом месте. Его брат Лев и я заняли второе. Она всегда была последней.
У меня болит сердце при образе маленького Эйдена и его мамы, которых отец игнорирует по работе. Но в то время у него, по крайней мере, была мать. Возможно, его превращение началось после того, как он потерял ее. Это означает, что я права, предполагая, что смерть Алисии Кинг сыграла значительную роль в формировании его отклоняющейся личности.
— Я понимаю, что значит иметь родителей трудоголиков, — сочувственно говорю я.
— Твои настоящие родители были трудоголиками?
— Я не знаю.
Каждый раз, когда они упоминаются, меня охватывает острая боль. Может, то же самое чувствует и Эйден, когда говорит о своей матери.
— Что значит, ты не знаешь?
— Я же говорила тебе, что не помню своей жизни до пожара. Единственные родители, которых я помню, это тетя Блэр и дядя Джексон.
Задумчивый взгляд проступает на его лице. Он исчезает так быстро, что я бы не заметила его, если бы не наблюдала за ним так пристально.
— Я вижу.
— Кошмарно иметь занятых родителей.
Он приподнимает плечо.
— Не совсем. Джонатан может быть трудоголиком сколько угодно. Я все равно уезжаю в колледж.
Я жую салат, прежде чем заговорить.
— Ты собираешься заниматься футболом профессионально?
Он смеется, и это самый сексуальный звук, который я когда-либо слышала.
— Ты действительно думаешь, что Джонатан Кинг позволит своему единственному сыну стать футболистом?
— Но он позволил твоему двоюродному брату.