Девиантология: социология преступности, наркотизма, проституции, самоубийств и других "отклонений"

Гилинский Яков Ильич

* Олейник А. Н. Тюремная субкультура в России: от повседневной жизни до государственной власти. М., 2001.

** Олейник А. Н. Указ. соч. С. 364-370.

Но вернемся к М. Фуко. Один из его выводов – все тонкости механизма власти и социального контроля с использованием «коварной мягкости, неявных колкостей, мелких хитростей, рассчитанных методов, техник» направлены на одну цель – создание «дисциплинарного индивида»*. Ясно, что формирование стандартного «дисциплинарного индивида», не создающего проблем для власти – задача, прежде всего, тоталитарного (да, и авторитарного) режима. Думается, М. Фуко не случайно упоминал коварную мягкость, мелкие хитрости и т. п. Чем менее демократичен, менее

либерален режим, чем он более авторитарен и тоталитарен, тем чаще он использует демагогию для прикрытия своих истинных целей, намерений и действий.

* Фуко М. Надзирать и наказывать. С. 455.

Другой исследователь проблемы – И. Гоффман называет учреждения, описанные М. Фуко (тюрьму, психиатрическую больницу, школу-интернат, а также армию с ее казармами и т. п.), «тотальными институтами»*, что не меняет их сущности.

* Goffman E. Asylums. Harmondsworth, Penguin Books, 1961.

Глава 17. Социальные практики

Всякое наказание преступно.

Л. Толстой

Наказание виновного есть зло.

Ф. Дзержинский

§ 1. «Кризис наказания»

Не правда ли, странное высказывание из уст «железного Феликса»? Но такова ирония Истории: перефразируя В. Черномырдина, «хотим, как лучше, а поступаем, как всегда». Человечество перепробовало все возможные средства воздействия на девиантов, а их количество все возрастает, репертуар девиантных поступков все расширяется. (Что неудивительно: ведь общество развивается^. Рассмотрим, неизбежно кратко, реальность социального контроля над девиантными проявлениями.

Понадобились тысячелетия государственного насилия над «девиантами», чтобы во второй половине XX столетия осознать «кризис наказания» – неспособность привычных мер социального контроля с преобладанием негативных, подчас крайне репрессивных, санкций более или менее эффективно влиять на девиантные проявления*. Благодаря переведенным на русский язык трудам известного норвежского криминолога Н. Кристи, мы можем подробнее ознакомиться с проблемой**.

* Mathisen T. The Politics of Abolition. Essays in Political action Theory // Scandinavian Studies in Criminology Oslo-London, 1974; Albanese J. Myths and Realities of Crime and Justice. Third Edition. Apocalypse Publishing, Co, 1990; Hendrics J., Byers B. Crisis Intervention in Criminal Justice. Charles С Thomas Publishing, 1996; Rotwax H. Guilty. The Collapse of Criminal Justice. NY: Random House, 1996 и др.

** Кристи Н Пределы наказания. М., 1985; Он же. Борьба с преступностью как индустрия: Вперед к ГУЛАГу западного образца. М., 2001; Он же. Ответ насилию. В поисках чудовищ. М., 2003; Он же. Примирение или наказание? // Индекс: Досье на цензуру. 2003. № 18. С. 7-20.

«Кризис наказания» проявляется, во-первых, в том, что после Второй мировой войны во всем мире наблюдается рост преступности, несмотря на все усилия полиции и уголовной юстиции. Во-вторых, как мы уже отмечали, человечество перепробовало все возможные виды уголовной репрессии без видимых результатов (неэффективность общей превенции). В-третьих, как показал в 1974 г. Т. Матисен, уровень рецидива относительно стабилен для каждой конкретной страны и не снижается, что свидетельствует о неэффективности специальной превенции* (так, например, в России за два столетия – XIX – XX вв. – уровень рецидива составлял 15-20% в царской России и 20-28%

в советский и постсоветский периоды). В-четвертых, по мнению психологов, длительное (свыше 5-6 лет) нахождение в местах лишения свободы приводит к необратимым изменениям психики человека**. Впрочем, о губительном (а отнюдь не «исправительном» и «перевоспитательном») влиянии лишения свободы на психику и нравственность заключенных известно давно. Об этом подробно писал еще М. Н. Гернет***. Тюрьма служит школой криминальной профессионализации, а не местом исправления.

* Mathiesen T. The Politics of Abolition. Essays in Political Action Theory // Scandinavian Studies in Criminology. Oslo/London, 1974.

** Пирожков В. Ф. Влияние социальной изоляции в виде лишения свободы на психологию осужденного // Вопросы борьбы с преступностью. 1981. Вып. 35. С. 40-50; Хохряков Г. Ф. Формирование правосознания у осужденных. М., 1985; Он же. Парадоксы тюрьмы. М., 1991.

*** Гернет М. Н. В тюрьме: Очерки тюремной психологии. Киев, 1930.

Постепенно «кризис наказания» осознается даже в странах с традиционно репрессивным характером социального контроля. Так, 11-я рекомендация Национальной комиссии США по уголовной юстиции предлагает «изменить повестку дня уголовной юстиции от "войны" к "миру"»*.

* Donziger S. The Real War on Crime: The Report of the National Criminal Justice Commission. Harper Collins Publication, Inc., 1996. P. 218.

Смертная казнь. В течение столетий смертная казнь была распространенным, если не преобладающим, «средством» социального контроля над преступностью и иными формами девиантности, включая «ереси», курение табака, прелюбодеяние и др.* И сегодня, когда в большинстве стран смертная казнь отменена, продолжаются активные дискуссии по поводу ее применимости**.

* Подробнее см.: Шаргородский М. Д. Наказание по уголовному праву эксплуататорского общества. М., 1957.

** См., например, дискуссию в: Криминология: Вчера, сегодня, завтра. 2002. № 3 (4).

Между тем нам кажется, что вопрос «"за" или "против" смертной казни?» исчерпал себя, во-первых, в том смысле, что за столетия дискуссии все доводы pro et contra давно известны и вряд ли могут появиться новые. Меняются лишь акценты в зависимости от того, политические, юридические, культурологические или иные аспекты темы превалируют в конкретной ситуации и дискуссии.

Во-вторых, этот вопрос давно превратился в некий символ, «метку», индикатор, разделяющий сторонников и противников смертной казни на два лагеря по мировоззренческим, идеологическим позициям. «Высказываясь за смертную казнь или против нее, мы характеризуем не столько проблему, сколько собственную личность»*. И тогда на одной стороне оказываются А. Франс, В. Гюго, Б. Шоу («худший вид убийства – убийство на эшафоте»), А. Швейцер, М. Ганди, Ф. Достоевский, А. Кони, В. Короленко, Л. Толстой, И. Тургенев, А. Радищев, А. Герцен, А. Сахаров, лучшие представители российской уголовно-правовой мысли – М. Духовской, И. Фойницкий, Н. Таганцев, Н. Сергеевский, В. Спа-сович, М. Гернет и множество других славных имен; на другой стороне – В. Пуришкевич, К. Победоносцев, Д. Блудов, князь М. Щербатов...

* Мелихов А. Кого же мы казним? // Новое время. 2000.№ 6. С. 34.

Очевидно, смертная казнь относится к числу «регулярных и долговременных социальных практик, санкционируемых и поддерживаемых с помощью социальных норм»*, т.е. является социальным институтом. Различают пять основных видов социальных институтов: экономические, политические (регулирующие осуществление власти и доступ к ней), стратификации (определяющие позиции, их размещение, условия их замещения и др.), родства (брак, семья и др.), культуры (включая религию, науку, искусство и т. п.). Ясно, что смертная казнь относится к политическим институтам.